Закон меча. Трилогия
Шрифт:
Клин рассек ряды свеев, отбросил неприятеля к стенам и перебил.
– Сомкнуть щиты! Копья наперевес!
Загремели щиты, сбиваясь в крепкий тын, ощетинившийся иглами копий.
– Закрепляемся! Удерживаем ворота! Стрелкам – приготовиться!
Подвижной крепостцой выступил из-под арки варяжский клин, попадая в начало улицы, немощеной и очень грязной. Бревенчатые дома перемежались с глинобитными мазанками и редкими зданиями из плоских камней. Все окошки были задернуты промасленным полотном, из отверстий в тростниковых крышах шли сизые дымки, и два запаха попеременно перебивали друг друга – горящего торфа и конского навоза.
В перспективе поднимались стены «дома
– К мечу! – заорал Хилвуд. – Тесней строй! Щиты сбей! Первый и второй десяток – по улице! Третий и четвертый – кругом! Крайние – полуоборот!
«Клин» моментом перестроился в «город», в плотное каре, отовсюду ждущее удара и готовое его отразить. Олег с Пончиком очутились внутри живых стен «города». Сухов покосился на лекаря, воинственно задиравшего подобранный топор, но ничего не сказал.
– Тесней! Тесней строй! Жми щит!
Викинги обтекали «город» скобкой, потрясая копьями и круглыми щитами, размалеванными ярко и неумело, – грифоны, драконы, львы… Нестройно ревя, викинги бросились на варягов.
– Луки к бою!
По команде Хилвуда первый ряд раздвинулся, и в прогалы шагнули стрельцы. Низко запели тетивы. Свеи дружно прикрылись щитами – будто не ведали они убойной силы варяжских стрел! Граненые наконечники протыкали насквозь и грифонов, и драконов со львами, прокусывали кольчуги и гвоздили, гвоздили неприятеля, отбрасывая никнущие тела.
– Тесней! Не разрывай! Сомкни!
С жестяным грохотом столкнулись щиты и копья. К множественному треску и реву прибавились противный хруст и лязг.
– «Стеной» стройся! – приказал Хилвуд. – Чистим улицу!
Олег врубался в строй хускарлов, как ямайский негр – в сахарный тростник. Только и разницы, что не мачете сек, а меч, и был сей тростник разумным… Не думать! Не думать! Или нет, – думай. Но правильно! Вбей себе в башку, что мораль к войне не приложима, и не мучайся. Любая война, как ее ни назови: священной, справедливой, освободительной, – вне морали… Куда прешься, зараза?! Н-на! Судить надо не процесс, а условия, необходимые и достаточные. Зарубить безоружного, прирезать ребенка или женщину – вот это безнравственно! А снести голову с плеч хлопцу с поганым взглядом, длинному, унылому и гнутому – этому вот, что слева, или во-он тому малому, с лягушачьими глазами и жвачным рылом, – никакое не убийство вовсе, а одержание победы…. Прав тот, кто жив!
Слева подскочил лучник. Растянул лук и выстрелил. Стрела ушла в занавешенное окно на втором этаже деревянного дома. Грубое полотно сорвалось, и наружу вывалился толстячок в безрукавке из коровьей шкуры. Лук и стрела выпали у него из рук.
– Так его! – похвалил Олег.
– А як же!
Хилвуд вывел полусотню ко дворцу конунга. Здесь гридней и окружили.
– Держать строй! – проорал боярин, чертя воздух мечом. – Стрельцов и раненых – внутрь!
«Неужто не выдюжим? – тревожно подумал Олег. – Свинство какое!» Выдюжили! Из проулков ударили йомсвикинги, и свеи сами попали в окружение. Хилвуд выстроил своих «стеной» – фалангой на варяжский манер, и началась давильня. А деревянный Тор, подглядывая из боковых дверей храма, взирал на баталию и прятал в золоченой бороде злорадную ухмылку…
Свеи не выдержали штурма и натиска варягов. Ряды хускарлов начали стремительно таять – войско разбегалось, ховаясь за свинарниками, просачиваясь в двери и окна, сигая через заборы. Угрюмые викинги, чуждые массового героизма, бросали оружие и жались к стенам, зыркая из-под шлемов.
– Пленных повязать, – отдал Рюрик
Варяги и галаты, йомсвикинги, пруссы с эстами и галиндами – все дружно, без разбору языка и племени, издали восторженный рев. Огромная толпа завоевателей начала рассыпаться, людскими ручейками разбегаясь по нескольким улицам Упсалы, широким, но кривым.
Сухов, не пряча меч, отбросил щит и ворвался в дворцовые палаты. Где-то от дальних покоев доносился торопливый топоток, явно не воинских сапог. Олег двинулся по темному коридору, заглядывая во все двери.
В обширном зале, чей низкий потолок поддерживали пузатые колонны из треснувших стволов, он обнаружил следы боя: трое викингов лежали на земляном полу в стынущих лужах крови. Олег задержался. Видимо, те варяги, что побили свеев, бросили все в горячке боя и побежали дальше – рубить, колоть, добывать славу… Потому что золото – вот оно. Оглянувшись – не видит ли кто? – Олег присел на корточки и снял с убитого свея крученую золотую гривну, тяжеленьким ошейником обжимавшую шею. Бросив ее в кожаную наплечную сумку, в которой он до того шлем таскал и кольчугу, Сухов стянул с предплечья свея кованую золотую спираль-обручье. Второй мертвяк был уже обобран кем-то, а на третьем нашлися лишь серебряный оберег в виде русалки с глазами из голубых сапфиров и богатый воинский пояс с приклепанными золотыми бляхами. Пояс Олег затянул на себе, а пучеглазую русалку добавил к золотому запасу в суме. «С первой добычей вас, Олег Романыч!»
Поднявшись на второй этаж, Сухов толкнул дверь из толстенных досок и вошел в очень теплую, очень чистую светлицу. Меблирована светлица была скудно: в одном углу стояла деревянная кровать с изголовьем, в другом громоздились два окованных сундука.
А посередине, вытянувшись в струнку и плотно сжав ноги, распустив по плечам волосы цвета соломы, стояла перепуганная девушка. Не очень высокая, скуластенькая, с веснушками на маленьком носу.
Олег загляделся на груди девушки. Эти атласные шары нежной и теплой плоти с маленькими сосочками просто не могли подниматься так высоко, а они дерзко не поддавались тяготению, вызывающе кругля формы, близкие к идеальным. Олегу стало немного стыдно, потому что желание его проснулось и демонстрировало себя слишком откровенно.
Раскрывая от страха большие глаза, плеская их синью на Сухова, девушка залопотала что-то на свейском. В ее нежном голосе путались мольба и ужас.
Не бойся, – мягко сказал Олег и шагнул к девушке.
Та, продолжая лопотать, быстро стянула с себя рубаху. Отступив к кровати, девица легла сама. Успокаивать ее в лучших традициях джентльменства он не стал. Возможно, если он извинится и покинет девушку, это будет выглядеть благородно. И глупо. А следующий, заглянувший в светлицу, тоже станет церемонно расшаркиваться?
Олег отложил меч, стянул с себя кольчугу, снял шлем. Девушка следила за ним со слабой улыбкой. Раздвинув ноги, она ждала. Сухов положил руку на круглую коленку и повел пятерню вверх. У него пересохло во рту, голова кружилась, а центр удовольствия в мозгу таял от касания шелковистого, гладкого и теплого. Девушка застонала.
Он овладевал ею молча и яростно, но не грубо, словно какой-то предохранитель в душе не позволял сделать девушке больно.
Когда погружение в горячие глубины закончилось, и Олег подвсплыл на поверхность сознания и реала, девушка не отвернулась и не оттолкнула его. Она легла на спину, закинув руки за голову, и томно потянулась, мягкая-мягкая, ласковая-ласковая. «С первой наложницей вас!» – поздравил себя Олег Вещий, сын Романа.