Закон Мерфи в СССР
Шрифт:
Не дальний свет, конечно, но за МКАДом, и я понятия не имею как туда добираться. Так что в планах было максимально быстро и незаметно пробиться к главреду, выложить на стол Аркадию Иосифовичу черновик расследования, взять индульгенцию на поездку в Дзержинский, узнать по поводу семинара — и сбежать к Постолаки.
Однако, проблемы начались уже на входе: бдительный консьерж попросил документы для того, чтобы записать меня в журнал посетителей, и после того, как я протянул ему удостоверение журналиста, долго вчитывался в него, сначала — с очками,
— Феодосьевна-а-а-а! Тут Белозор пришел!
Вот те нате! "Я шел инкогнито по Невскому проспекту..."
* * *
Они привставали из-за столов, выглядывали из дверей кабинетов, некоторые — подходили пожать руку, другие — ограничивались поднятой в приветствии ладонью. И это было странно. В любом случае я чувствовал себя то ли блудным сыном, вернувшимся в отцовские объятия, то ли неведомой зверушкой на цирковом параде, то ли — волшебником в голубом вертолете...
Прорвавшись к приемной я едва ли не обрушился на стойку:
— К Аркадию Иосифовичу — Белозор!
— А он вас уже ждет! — улыбнулась мне миловидная женщина лет тридцати пяти — сорока. — Проходите.
Заходил я в кабинет с трепетом.
А выходил — с улыбкой. Если и существовал на этом свете мой субъективно-идеальный главный редактор — то я его встретил.
— С чем пришли? — спросил он сходу, увидев исписанные от руки листки с черновиком расследования, которые я нервно скрутил в трубочку.
Спросил так, будто мы — старые знакомые и давние коллеги, и за чашкой чая я вчера обещал ему какой-то эксклюзив из сферы ЖКХ, и само собой разумеется — исполнил обещание и принес. Потому я выдохнул, положил ему на стол рукопись и в двух... Ладно — в ста двух словах описал ситуацию. Упомянул и про Волкова, и про то, что в общем и целом журналистское расследование это будет кстати и примут его наверху благосклонно.
— А дальше что? — Ваксберг, кажется, одобрял мое рвение и улыбался уголками губ, его выразительные глаза смотрели испытующе.
— А дальше... Интервью у директора овощебазы П., что проживает в подмосковном городе Д.! — сказал я. — Завтра же. Заодно поработаю парламентером. Даст интервью и согласится быть свидетелем в суде — считай, спасен. Нет... Ну — на нет и суда нет.
— То есть Волков решил разворошить осиное гнездо, — понимающе усмехнулся главред "Комсомолки". — А вы у него...
— ... в роли мальчика, который тыкает в улей палкой. Вы не поверите, Аракдий Иосифович, эта аналогия за последние пару дней прозвучала раз пять, не меньше...
— То есть мы опубликуем ваше расследование, сдобренное ядрёным интервью товарища П., осы зажужжат и попробуют искусать нас до полусмерти, а Служба Активных Мероприятия выловит их — одну за другой, одну за другой...
— Возможно — еще до взлета. Возможно, наша публикация будет объяснением инсектицидных действий САМ, для широкой общественности. Жужжание-то
— У меня один вопрос, Герман, — Ваксберг чуть склонил голову, оглядывая меня и как будто прицениваясь. — Вам не страшно?
— До чертиков, Аркадий Иосифович, — честно признался я.
— Ну и отлично. Работайте! Послезавтра встречаемся на факультете журналистики, через два дня — жду готовый материал. Оставим вам разворот. Фото есть у вас?
Я сунул руку в рюкзак и достал оттуда фотографии из Апсары — с табелями, вагоном, ящиками мандарин и всем прочим.
— Шикарно! — только и сказал главред. — С вами приятно иметь дело, Герман!
— С вами тоже, Аркадий Иосифович!
Как он меня сразу раскусил, а? Не стал давить авторитетом, давать ЦУ или лезть в душу — просто одобрил задачу, обозначил временные рамки. "Оставим вам разворот" — это значит, что если я налажаю, то подведу всю редакцию. Нет, они найдут что поставить в печать, но... Но это будет с моей стороны очень, очень недостойно. Я потеряю лицо, ту самую репутацию, которая, похоже, формировалась независимо от моих намерений и желания. Интересно было бы залезть моим нынешним коллегам в головы и узнать — каким они видят Геру Белозора?..
— Уже уходите? — спросил меня консьерж, когда я, гулко бухая ботами по ступеням, спускался вниз. — Так быстро?
— Р-р-р-работа! — развел руками я.
* * *
Чтобы ехать на Дзержинский, Волков прислал за мной машину. И с большим удивлением и даже с некоторой радостью, я увидел за рулем того самого подтянутого и приличного милиционера — уже в гражданском, которому передавал посылку с записями на вокзале Туапсе.
— Здравствуйте! — улыбнулся он. — А я вот... Тут...
— Рад видеть! И давно?
— Со вчерашнего дня. Вы — мое первое задание. Меня Ваня зовут, Степанов.
— Гера, Белозор! — протянул я ему руку, после того, как взгромоздился на переднее сидение "копейки".
— Да-да-да... А меня моментом перевели, я даже не ожидал. По щелчку пальцев! САМ — сила! Теперь поработаем...
Он и вправду был настоящим патриотом и энтузиастом, и готов был трудиться на благо социалистической Родины. Пока мы ехали, Ваня Степанов рассказывал о том, как ловил карманников на курортном побережье Черного моря, даже довелось пострелять... Глаза его при этом горели: эдакий сэр Ланселот Озерный советского пошиба!
— Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы! — снова вспомнил Александра Сергеевича я и продекламировал вслух.
— Товарищ, верь: взойдет она... — подхватил Степанов.
Ай, какой молодец! И Пушкина он цитирует. Вот нравится мне это время: черта с два вчерашний милиционер годиков эдак двадцати трёх от роду в 2023 году вообще смог бы понять, что за дичь я несу...
— "Души" — это глагол, — не удержался я.