Закон о тюрьмах
Шрифт:
— Не знаю…
— Да никому. И в Священном писании ничего не говорится об этом, ведь когда его писали, никакого Интернета не было! А церкви для собак, ты слышал о таких? А фильмы, в которых Бога изображали негром, или женщиной, или компьютером? Шоу трансвеститов, однополые браки? А знаешь, что сказал мне один парнишка, которому я пытался объяснить, что пускать по ноздре кокаин — грех? Он рассмеялся мне в лицо, и спросил, какая заповедь запрещает это. Вот это и есть добрый грех.
— Я устал и хочу есть, — простонал Драхо.
— Люди не забыли о Боге, — продолжал Вик, не обратив на Драхо
— Дайте же пожрать, — капризно сказал Драхо.
— Мясорубка тоже хочет жрать, — отозвался Гай, — поэтому лучше заткнись и ползи вперед. До ужина еще далеко.
Ветер постепенно стихал. Когда над пустыней сгустились сумерки, облака пыли и пепла стекли на землю; и, взобравшись на очередной холм, путники увидели перед собой широкое, ровное как стол, поле — лишь в нескольких шагах внизу сиротливо скрючилось одинокое деревце. А на горизонте, за грядой высоких дюн, полыхало призрачное зарево — словно отсвет гигантского костра. В воздухе явственно ощущался запах дыма. Гаю остановился — ему чудились приглушенные расстоянием вопли.
— Что это? — завороженно прошептал он.
— Содом, — уверенно ответил Вик, — мы нашли его, брат. Все это время он был так близко…
Мясорубка вдруг тихо загудела и озарилась изнутри голодным багровым светом. Драхо опасливо покосился на нее:
— Да, это он. Вы сделали глупость, когда убили детей. За них вы могли бы купить в городе жилье и много жратвы…
— Мы не убили их, — нахмурился Гай.
Драхо хрипло раскашлялся:
— Мне все равно… Вы обещали отпустить меня. Только сначала дайте поесть.
— Я обещал, — вздохнул Вик, — но ты называл нас сукиными детьми и пожирателями падали. Было такое?
— Подождите, — даже в темноте было видно, как затрясся Драхо, — я ведь привел вас к Содому! Вы никогда не дошли бы сюда без меня!
— Дошли бы. Ты не единственный торговец детьми в этих пустынных краях.
— Но вы обещали!!
— Я обещал. А Гай нет. Я тебя отпускаю, иди. А ты, Гай, отпускаешь Драхо?
Гай подошел к дрожащему предводителю и взял его за бороду:
— Ты знаешь какую-нибудь молитву?
— Ч-ч-что?!
— Если не знаешь, просто проси у Бога прощения, — Гай снял с плеча парализатор.
Драхо, тяжело дыша, опустился на колени.
— Ну? — сказал Гай.
— Г-гады, сволочи, — заголосил бывший предводитель, — за что? Кто дал вам п-п-право?
— Ты видел демона? — спокойно сказал Вик, его сигарета огненным цветком тлела на ветру, — видишь эту машину, что мы зовем Мясорубкой? Как ты думаешь, кто дал нам все это?
— Нет, нет, нет, — мотая головой, Драхо медленно отползал назад, — я хочу жить, слышишь, бородатый псих, я не полезу
— «И совершу над ними мщение наказаниями яростными, и узнают, что я Господь, когда совершу над ними свое мщение!» — торжественно проговорил Вик.
Звук выстрела эхом прокатился по холмам и потонул в пыльном разреженном воздухе. Мясорубка довольно чмокнула, принимая обмякшее тело.
— Ловко вы его, — раздался из темноты веселый молодой голос.
— Кто тут? — хрипло вскрикнул Вик, водя стволом из стороны в сторону.
— Не пугайтесь, я добрый, я добрый, — одинокое скрюченное дерево зашевелилось, и помахало друзьям ветками, — спускайтесь ко мне, поговорим.
Гай сбежал вниз и торопливо смастерил костер из обломков повозки; сухое дерево вспыхнуло, как картон. Вик тенью замер на склоне холма, не выпуская винтовку из рук.
— Осторожней с огнем, — проговорило дерево, закрываясь голыми ветками, — мне бы не хотелось стать пищей для вашего костра.
— Кто ты такой?
— Меня зовут Лоллипоп, Дуб Лоллипоп. Раньше я был человеком, таким же как ты и он. Когда с неба пошел серный, а потом и огненный дождь, меня немножко оплавило, но не убило совсем. Как видите, я врос в землю, пустил корни, и вполне доволен тем, как я устроился.
Вик и Гай с любопытством смотрели на это чудо. Дерево было невысоким — всего метр или полтора от земли, у него была сморщенная серая кора, живое человеческое лицо и толстые безобразные руки-ветви, которыми оно прикрывало глаза от яркого света костра. На ветках шелестели десятка два сморщенных бледно-зеленых листьев.
— Как же ты выжил в пустыне? — спросил Гай.
— Глубоко под землей еще есть немного воды, я могу дотянуться до нее корнями. А путники, идущие в Содом, мочатся на меня, в такие дни у меня праздник, — улыбнулось дерево, — когда будете уходить, пожалуйста, помочитесь на старого доброго Лоллипопа. Если стесняетесь, заходите сзади, так я ничего не увижу.
Вик и Гай снова посмотрели на сияющий бледными сполохами горизонт. Крики как-будто стали громче. Там, за холмами, кто-то вопил от боли, перекрывая восторженно-злобное гудение множества голосов.
— Думаю, сегодня мы туда не пойдем, — покачал головой Вик, — зато завтра у нас будет трудный день. Доставай-ка консервы, Гай.
Вик расстелил на песке брезентовое покрывало, и друзья сели ужинать. Лоллипоп, изголодавшийся по общению, болтал не умолкая.
— Разные люди здесь ходят, разные ходят. Бродяги, голодранцы, беженцы с побережья, веселые торговцы водой, усталые женщины с голодными глазами. Тянет людей в Содом, модный город в этом сезоне! И все, все останавливаются здесь хоть ненадолго — перекинуться со мной парой слов, посмотреть на диковинку, да, диковинку. Вот вы когда-нибудь видели говорящее дерево? Ха! И никто не видел. Ничего, дайте время, нас будет много. Для кого Господь очистил этот мир? Вы только не подумайте, что я ставлю на людях крест, я ведь и сам помню время, когда я ходил на двух ногах и ел мясо — правда, это уже далеко позади, я теперь Дуб, Дуб Лоллипоп, самый славный малый в этих краях — но я сумел приспособиться к новым условиям, а люди всё хотят жить по старинке, всё цепляются за ошметки того мира, которого больше нет…