Закон парных случаев
Шрифт:
– Пора ехать, - сказал Виктор, когда мы вернулись.
– Уже? – протянула разочарованно Женя.
– Мы обещали тебя вернуть к обеду.
– Пожалуй, я останусь здесь на пару деньков, - Саша вопросительно посмотрел на батю. – Если не возражаете, конечно.
– Разумеется, возражаем, - фыркнула Лена. – Что за глупости?
– Я вас тоже очень люблю.
Женю мы довезли до самого поселка. Хотя после ночной грозы грязная яма превратилась в огромную лужу, Виктор все же объехал ее осторожно по самому краю.
– Я приеду в город к концу недели и сразу позвоню, - пообещала Женя,
Мне захотелось схватить ее в охапку и больше не выпускать, но я постарался взять себя в руки.
– Будь поосторожнее. Под ноги смотри. Сама говорила, здесь много змей. И еще…
– Да хватит вам уже, - заворчал Виктор. – Как будто на год прощаетесь. Поехали, а то попадем на въезде в час пик, настоимся в пробках.
Всю обратную дорогу я снова делал вид, что дремлю. Разговаривать не хотелось. Виктор слушал музыку и тихо мурлыкал себе что-то под нос. А я запретил себе думать о Жене. Подумаю о наших дальнейших отношениях потом.
Но мысли об этом лезли в голову сами, и тогда я попытался вспомнить еще что-нибудь, связанное с тем детским эпизодом, который всплыл этой ночью. Однако как я ни старался, ничего не получалось. Я мог сказать с уверенностью только одно: это действительно было до нашего приезда в Прагу. Я жил где-то за городом с какой-то женщиной, которую панически боялся.
Мы уже почти въехали в город, когда позвонил мамин врач.
Наконец-то она пришла в себя.
43.
К маме меня пустили всего на несколько минут.
– Она еще очень слаба, - сказал врач. – Никаких разговоров. Зашел, поцеловал, мама, у меня все в порядке, поправляйся – и на выход. Иначе больше не пущу, пока не переведем в отделение.
Он сам провел меня.
– Это ее сын, - пояснил он охранникам на входе в отделение и у двери реанимационной палаты.
Тем не менее, оба раза охранники потребовали документы и долго сравнивали мою физиономию с паспортной фотографией. Видимо, похож я был не слишком, поскольку смотрели они на меня с большим подозрением.
Мама лежала с закрытыми глазами, все так же неподвижно. Я с недоумением обернулся на врача.
– Она спит, не волнуйтесь. Все в порядке. Теперь, думаю, дело пойдет на поправку. Можете побыть с ней немного, только не будите.
Я просидел рядом с мамой полчаса, но она так и не проснулась. Мне хотелось поцеловать ее, но я боялся разбудить. Просто сидел рядом и шептал какие-то бессмысленные нежные слова. И вдруг перед глазами появилась яркая до боли картинка.
…Я сижу в темном углу, на полу. На мне черные шорты и красная рубашка в клетку. Да-да, та самая рубашка, в которой я когда-то стоял перед окном, глядя на мокрые деревья и молнии в темном небе. «Встань и стой!» - кричит все тот же грубый женский голос. Я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь носом к стене. И тихо повторяю много-много раз: «Мама пьиедет! Мама пьиедет!»…
По спине побежали мурашки, меня зазнобило. Я как будто снова испытал тот страх и отчаяние. Что же было со мной? Неужели я действительно это помню?
Осторожно погладив мамину руку, я вышел из палаты. Ее врач стоял у поста и разговаривал с медсестрой.
– Ну как, не
– спросил он, когда я проходил мимо.
– Нет. Простите, а можно вам задать вопрос, - набрался наглости я.
– Да, пожалуйста. Давайте отойдем.
Он отвел меня к стоящему в коридоре диванчику, и мы сели.
– Это вопрос не о маме, но мне очень важно знать. Скажите, может ли человек помнить события, которые происходили с ним в два года?
Врач нахмурился, потер лысину. Я знал его фамилию, имя и отчество, но мысленно обозначал его для себя именно так: врач. Или лысый врач. Или просто лысый. Это вообще было моей давней привычкой – называть про себя малознакомых людей по отличительной черте их внешности.
– Я не педиатр и не психиатр, конечно. Но могу сказать, что чаще всего люди принимают за такие ранние воспоминания рассказы близких. Сначала ребенку двадцать раз расскажут, как он в два года упал с пони в зоопарке, а потом он и сам начинает рассказывать, что помнит об этом. И искренне в это верит.
– Но это мне гарантированно никто не мог рассказать, - растерялся я.
Врач посмотрел на меня внимательнее.
– Что, про пони? – попытался пошутить он, но я не принял шутку:
– При чем тут пони? Понимаете, я помню себя с очень раннего возраста. По-настоящему помню, не по рассказам. И очень хорошо помню. И первое мое воспоминание – это два года и пять месяцев. Не раньше и не позже. Это переезд в другую страну.
– Не надо так волноваться, - врач успокаивающе похлопал меня по колену. – Я вам верю. Действительно, есть люди, которые помнят себя с раннего возраста. Просто они раньше обычного начинают осознавать себя личностью, без этого долговременной памяти нет. Но я не понимаю ваш вопрос. Вы спрашиваете, может ли человек помнить себя в возрасте двух лет, и тут же утверждаете, что первое ваше воспоминание относится к двум годам и… скольки месяцам?
– Пяти, - машинально ответил я. – Дело в том, что это действительно было мое самое раннее воспоминание. До вчерашнего дня. Но я в течение суток вспомнил два эпизода, которые должны были произойти еще раньше.
– А вы не могли их… ну, придумать, что ли? – врач с сомнением потеребил нижнюю губу. – Бывает такая вещь, называется ложная память.
– Не знаю, - вздохнул я. – Может, и придумал. Правда, странно, что такое вообще могло в голову прийти.
Попрощавшись, я вышел на лестницу.
Нет, лысый, как хочешь, а я это не придумал. Я действительно жил с какой-то жуткой женщиной, которую боялся и ненавидел. И ждал маму. Очень ждал. Только вот где она была – мама? И где был папа? Может, сестра бати хоть чем-то сможет мне помочь?
Ее звали Дарья Васильевна, она работала в частной клинике врачом-офтальмологом.
– Да-да, конечно, - сказала она, когда я позвонил ей. – Если хотите, приезжайте прямо сейчас. У меня прием, но народу нет совсем – лето. Пишите адрес.
Клиника оказалась довольно далеко, в Купчино. Я напомнил Виктору, который ждал в машине, что ключи от квартиры у соседей, и попросил покормить Кота. Мы решили, что Виктор поживет какое-то время у меня, благо у него еще оставалась неделя отпуска. В свою квартиру ему пока лучше было не возвращаться, как и Саше.