Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке
Шрифт:
— Видел…
— И у нее так было. Это или украшение, или родовые знаки. Не знаю… Еще девочкой ей сделали… Выросла и не захотела носить. На материке в одном из институтов ей предложили снять под наркозом или местным обезболиванием, но тогда останутся шрамы и они будут видны… а если без анестезии, то чище пройдет операция… косметичней, что ли…
— И она согласилась?
— Да, дала подписку. Профессор ей все время говорил: «Ты кричи, доченька, кричи», а она только стонала, скрипела зубами и плакала. За всю жизнь столько не выплакала слез…
— Боже мой!
— Она очень хотела быть красивой, как всякая женщина… современной, что ли… И вот
— Не думал я. Прости, Сергей…
— Ладно, я пошел, помогу ей принести ведро, а ты растопи печь.
Они вернулись веселые, раскрасневшиеся. Печь уже загудела. Юлия принялась хозяйничать.
— Можешь представить, Юля, — пытался снять напряжение Сергей, — этот геолог ни разу не видел моржового лежбища!
— Ну уж! — не поверила она. Для нее в это поверить было так же странно, как в то, что Павлов никогда не видел корову.
Все-таки телепатия существует, и Павлов спросил:
— Чего ж тут особенного? А вы корову видели. Юля?
— Видела. У нас в селе их целых четыре. И два быка. Один хороший, а второй на коров и не смотрит. — Она хихикнула и засмущалась.
Павлов не понял, хотя и заметил, что у Сергея и Юлии хорошее настроение.
— Можно, Юля? — спросил Сергей.
Она кивнула.
— Были тут две телочки и бычок. Ну, молока-то не видели, пока бычок не подрос и те не отелились. А чтобы время не терять, председатель выписал быка-производителя с материка, породистого, чуть ли не с ВДНХ. В копеечку влетел, между прочим. Быка привезли, а как доставить? Судно на рейде, плашкоутов нет. Вон какие берега — скалы, никаких причалов. Это сейчас хорошо: свои плашкоуты, а тогда, пять лет назад… Догадались вызвать вертолет. Запеленали быка и — на подвеску. И вот в подвешенном состоянии, через бушующее море, под оглушительный рев вертолетных винтов, через скалы, в тундру, подальше от поселка у зверофермы его и опустили. С тех пор ему не до буренок…
— Стресс называется, — уточнил Павлов.
Все дружно засмеялись.
— Лежбище я сегодня вам покажу, — пообещала Юлия. — А моржатину вы ели когда-нибудь?
— Нет, — сказал Павлов. — Сергей обещал угостить, но в столовой не было. Теперь после охоты.
— Завтра будет погода хорошая, и будет охота, — сказала Юлия.
— Зато я конину ел, ага! А вы нет. В Башкирии на практике. И кумыс пил.
— Коней жалко, — вздохнула Юлия. — Они такие красивые.
— Некрасивых животных нет. Главное — как приготовить, — твердо сказал Павлов.
— Да ты просто страшный человек, Павлов! — заводил его Сергей. — Бармалей какой-то!
— Нет, — вступилась Юлия, — на Бармалея он не похож.
— Не тянешь ты, старик, на Бармалея, не тянешь. Но ничего, у тебя все впереди. Поживешь тут в тундре с недельку — и можно в Африку выпускать.
— А что? Конина очень вкусная… — гнул свое Павлов.
— А ты лошадь Пржевальского ел? — в упор спросил Сергей.
— Чего?..
— Держите, — протянула Юлия банку консервов. — Для вас приберегла. Еще с прошлого завоза осталось. Открыть?
Павлов оторопел. Это была банка консервированной конины.
Кулинарные изыски Павлова были посрамлены. Сергей же особенно был доволен. Даже он не ожидал такого поворота событий.
— Ну, удружили! Молодцы! — восхитился Павлов. Отступать было некуда. — Сейчас обед сварганим!
— Поберегите, — остановила его Юлия. — Есть свежее мясо. А банка всегда пригодится. На темный день.
— На черный, — смеясь, поправил ее Сергей.
— Включите «Спидолу», погромче, — предложила
— При чем тут ветер? — не понял Павлов. — При чем северный?
— А в том, что, если южный ветер, мы бы и чаю не попили. Дым бы шел на лежбище, как и звуки. А моржи не любят ни дыма, ни шума, — сказал Сергей.
— Чай бы попили. Я в распадке на костре готовлю при южном ветре.
— Место какое-то неудобное, — сказал Павлов.
Юлия деликатно промолчала.
Место как раз было самым удобным. Раньше здесь находился наблюдательный пункт. У эскимосов была даже такая профессия — наблюдатель. Наблюдателем мог стать только знающий человек, который умел читать книгу моря, ветра, облаков. От него зависела судьба охоты, а значит, и благополучие всего стойбища. Он давал сигнал к охоте — и байдары выходили в море. Он говорил «нет» — и никто в море не выходил, даже если светило солнце и на воде — тишь. Человек брал на себя ответственность и за удачу промысла, и за судьбу зверобоев. Надо ли говорить, что это был самый уважаемый человек в поселении, и лучшая часть добычи обычно принадлежала ему. Он не требовал, приносили добровольно. Таков порядок, заведенный столетиями.
Наблюдателем был и отец Юлии, чукча. Обычно он сидел здесь на возвышении, укрытом от ветра китовыми костями и стеной дерна, — место его дежурства. Избушку соорудили после.
Дочери он не мог передать секретов своего дела. Но зато она умеет другое — сторожить лежбище и ухаживать за ним. А районная охотинспекция вошла в договор с колхозом, чтобы тот нашел возможность оплачивать труд Юлии. Колхоз пошел навстречу. Здесь понимали: она — наследница, и это дело ей по душе. А что еще нужно, когда человек выполняет свой долг по призванию?
Павлов смотрел, как Юлия, хлопотала вокруг стола, и невольно залюбовался ею. «А ведь она красива. Все при ней. Интересно, куда теперь попадет ее душа? [9] — подумал ой, улыбаясь. — Ей нужно совсем немножко грима и… хоть сейчас на бал. Вот только охотничий нож, висящий у нее на поясе поверх куртки, который так умиляет меня, придется снять». Как бы почувствовав ход его мыслей, она сняла ремень с ножнами и повесила на гвоздь. Куртку расстегнула. Нож вытащила и принялась разделывать мясо.
9
По верованиям эскимосов, после смерти души усопших отправляются на небо или в глубь земли для новой жизни. Попасть на небо, к добрым духам, не так-то просто: надо быть отважным, ловким, сильным охотником либо женщиной с красивой татуировкой. А в глубь земли охотно принимают души ленивых охотников и женщин, не желавших терпеть боль, чтобы стать красивыми. А Юлия терпела боль дважды — когда ей наносили татуировку (в детстве) и когда она решила ее снять. Так где же будет ее душа? (Прим. авт.)
— Пока будет готово, можете полакомиться. — Она бросила на стол связку сухих лахтачьих кишок, ломтики вяленой оленины, юколу, принесла нерпичий жир.
Сергей охотно начал все по очереди дегустировать, подавая пример Павлову. Тот тоже все попробовал, но от жира отказался.
— На любителя, — сказала она и поставила на стол тарелку с остатками сырой оленины. — Вот только хлеб черствый, не успела запастись. Можно и галеты, кто любит. — Она выложила несколько пачек.
Мужчин второй раз приглашать не понадобилось.