Закон рукопашного боя
Шрифт:
Увидел, как Марфа малюсенькую капельку черного густого раствора разводит чуть не в бутыли четвертной, и засмеялся: «Прижимиста, Марфа Петровна! Жалеешь настоя-то!» А Марфа ему и сказала: «Дурак ты, право слово! Черный взвар — это такой яд, что ежели эту капельку не разведя проглотить или на рану капнуть — то вмиг человек остекленеет и помрет. Чем густее — тем ядовитее. Тебе вот разведу — полегчает, а извести кого захочу, так одну каплю в стакан капну — и все».
Ну, тут кстати Клещ и про ружье малайское припомнил. Малайская трубка чуть ли не в сажень длины
Клещ достал из сапога цыганский кнут, свинтил с черенка медный шарик-набалдашничек и двумя пальцами выдернул трубку из рукояти. После наклонил рукоятку и вытряхнул стальной цилиндрик, свинченный из двух половинок. Развинтив цилиндрик, выдернул за кудельный хвост иголку с чуть поблескивавшим на острие ядом — ни дать ни взять смола простая! — и осторожно запихнул иглу в трубку. После свинтил цилиндрик, спрятал в кнут и прицелился через дырку в доске, оставшуюся от выпавшего сучка. Набрал носом воздуха… Ф-фу!
Не темно еще было, успел увидеть Клещ, как округлились и остекленели глаза улана. Иголка воткнулась в белую лосину. «Небось только и подумал, что комар укусил!» — промелькнуло у Клеща в мозгах. Улан шатнулся: к стене, а Клещ трубку сунул в кнут и двумя движениями навинтил на место набалдашник. Засапожным ножом поддел щеколду, закрывавшую дверь сараюшки, и почти бесшумно выскользнул во двор мимо осевшего улана. На бегу еще успел зацепить иголку, торчащую из лосин, и отбросить в пыль. Успел! Не углядели его поляки, не смотрели в ту сторону. Сенник разгорелся, и конюшня занялась, и шорный сарай. Теперь успеть бы в дверь, пока не додумаются, где воду искать.
Дверь оказалась запертой на висячий замок. Ну да Клещ не такие открывал! Нашарил в кармане отмычку, сунул в скважину — трык! И готово. Юркнул в поварню, прислушался. Наверху стрельба притихла.
Вот она, лестница винтовая. Точно такая, как в другом крыле. Только ту за ненадобностью дед нынешнего генерала закрыть велел, а эта — открытая. Ведет она с нижней поварни, из полуподвала, где грязную кухонную работу делают, в чистую половину, где повар-француз для барина-генерала кушанья стряпал. А отсюда далее, в лакейскую, где блюда на порционы раскладывают и барам на стол носят. Стало быть, на второй этаж, где стреляли. То есть туда, где и Клещу стрелять придется. Потому что в этом крыле у Клеща никакой заботы нет, ему в то, другое, нужно.
Через подвал туда не пройти. Это Клещ хорошо знал. А вот ежели через первый этаж? Может, есть еще какая-нибудь лестница?
Но тут наверху, совсем близко где-то, опять пальнули. Чьи-то сапоги гулом застучали по винтовой лестнице, потом наверху стали грохать в двери прикладом, а шаги приближались.
С лестницы сбежали двое. Рыжая баба, хромавшая и стонавшая, а с ней какой-то… черт его знает! С пистолетом, однако, так что осторожней надобно.
— Эй, барин! — позвал Клещ, когда увидел, что беглецы чуть было не кинулись по лестнице в нижнюю поварню. — Постой! Оттуда выхода вовсе нету!
Пара остановилась.
— Ты где? — спросил человек в охотничьем костюме, оглядываясь.
— Здесь я, — ответил Клещ, покуда не высовываясь из-за плиты. Конечно, по-русски ему ответили, но все же…
— Не бойся, — сказал незнакомец, — у меня последний заряд вышел.
— А у меня так — полно, — сообщил Клещ с усмешкой. — Ходи сюда, ваше благородие, погутарим. Баба у тебя на нашенскую не похожа…
— Ты ополченец? — опросил человек с капором на спине.
— Я сам по себе, — отвечал Клещ, — а ты, извиняюсь, не шпион ли российский будешь?
— Я тоже сам по себе, — лицо «охотника», закопченное порохом, было угрюмо. — А вот заряды кончились…
— Ну, это дело поправимое, заряжай, покуда время есть.
— Здесь есть выход на улицу? — спросил «охотник».
— Во двор есть, но там поляки.
— Попробуем проскочить?
— Поздно, — сказал Клещ, — не успеем. Ты заряжай, заряжай, все одно пригодится.
Только тут у Клеща явилась мысль: дурак он старый! Есть у него одна штуковина, с которой можно и через второй этаж попробовать!
Гомон голосов донесся со двора, похоже, что уланы, тушившие пожар, бросили это дело и присоединились к тем, что решили обойти с тыла.
— Вот, гости дорогие! — Клещ сорвался с места и заложил дверь поварни на дубовый засов. — Зарядил? Давай наверх обратно!
— Ты с ума сошел! — воскликнул «охотник», но за Клещом пошел.
— Месье! Месье! — завопила Крошка. — А как же я?
«Охотник» нехотя взял ее за руку и потащил за собой.
В лакейской услышали удары, доносившиеся снизу. В дверь лакейской тоже стали чем-то долбить, но толстую дверь, подвешенную на массивных петлях, вышибить было не так просто. Заперта она была на кованый тяжелый засов, он хотя и согнулся немного, но держал.
— Так, мил человек, — распорядился Клещ, — упрешься сейчас в засов ногой и, как махну рукой, сразу отодвигай. Как ввалятся — бей в упор из четырех стволов, а я еще пару добавлю. Кого повалим, кто отшатнется, будет чуток времени, чтоб проскочить. Бабу эту брось лучше, не таскай за собой. И беги, дуй во весь дух, меня не дожидайся, в тот конец, дальний от нас.
— Ну что ж, — «охотник» взвел курки пистолетов. — Согласен.
Клещ тем временем достал из кармана глиняный шарик размером с небольшое яблоко. Вместо черенка в «яблоко» был вставлен смоляной фитиль. Клещ щелкнул кресалом, фитиль закоптил. «Охотник» с волнением взирал на эту процедуру.