Закон сохранения вранья

Куликова Галина Михайловна

– А вы никого не видели входящим или выходящим из корпуса, пока прогуливались? – с надеждой спросила Вероника.

– Конечно, нет. Я прогуливалась по аллее, там, куда выходят окна Акима. А входная дверь с противоположной стороны. Поэтому я по определению ничего не могла видеть.

– Как же Аким объяснил наутро свое поведение?

– А никак! – легко ответила Кира. – Сделал вид, что не помнит, кто я такая.

– Милый. А теперь вопрос на засыпку, – азартно сказала Вероника. – Инна Головатова хотела показать

вам на сон грядущий какой-то конверт. Вы знаете, что за конверт она имела в виду?

Вероника в общем-то не рассчитывала на сколько-нибудь внятный ответ. Поэтому была поражена, когда Кира ответила:

– Знаю. Речь идет о конверте с заданием.

– Не поняла... – протянула Вероника.

– А что тут понимать? Никто ведь не знал, что Нелли Шульговская утонет в ванне. Поэтому в редакции журнала серьезно готовились к проведению третьего тура. Вечером приезжал заместитель главного редактора... как его? Казарюк. Он раздал всем финалисткам конверты. Утром в доме отдыха должны были разыграть сцену убийства. Каждой из нас дали кое-какие зацепки.

– Всем разные?

– Всем разные. Ну, это совершенно обычное дело. Слышали, наверное? Иван Петрович ходит в белой куртке, а ботинки у него не черные и не синие. Петр Иванович поднялся в восемь утра и надел красную куртку. Вы должны себе представлять эти задачки, из них составляют сборники для продвинутых школьников.

– Да-да, я понимаю, о чем вы говорите.

– Так вот. Я думаю, что Инна Головатова собиралась заглянуть ко мне со своим конвертом.

– Именно с ним? Почему вы так думаете?

– Потому что у меня самой возникало искушение раздобыть как можно больше информации.

– А куда потом делся этот Казарюк? – спросила Вероника.

– Собирался ехать в Москву. По крайней мере, он торопился. Не стал особо со мной рассусоливать.

– А где теперь ваш конверт с заданием, не помните?

– Кажется, я оставила его в номере. Мы так поспешно собирались! Впрочем, думаю, вы делали то же самое.

– Кира! Вы ведь до конца недели пробудете в Москве?

– Полагаю, что так, – важно ответила та.

– Прошу вас, не отказывайте мне во встрече, если появится надобность. Я собираюсь отыскать убийцу Нелли Шульговской, а вы можете мне помочь.

– Честно говоря, мне бы не хотелось лезть в это дело.

– Вы уже в нем по самые уши, уверяю вас. Правда, глубже вы не лезете. Лезу я. Кстати, Кира, Акимов не оставлял вам своего телефона?

– Не оставлял, – ответила Кира. – Но я ухитрилась его достать. Правда, зря. Но откуда ж я тогда знала?

– И как же вы его достали?

– Подарила сладкий поцелуй заму Шульговской Казарюку, за это он подарил мне акимовскую визитку.

– Прочитайте, пожалуйста, что там написано, – попросила Вероника. – Только не говорите мне, что вы ее выбросили, я этого не переживу.

– Зачем это

я буду выбрасывать? – тоном записной скупердяйки ответила Кира. – Информацией в наши дни не разбрасываются.

Рыськин явился часа через полтора и дал три коротких отрывистых звонка, побудив Веронику вскочить и промчаться к двери.

– Ося, дорогой, все нормально? Все обошлось? – накинулась она на своего горе-телохранителя.

– Не плачь, старушка, меня не били сапогами по ребрам и не рвали ногти плоскогубцами. Я просто немножко не выспался. Однако, уверяю тебя, это не помешает мне работать, как негру. Знаешь, как я волновался, что тебя пристрелят, пока я буду объяснилки писать? Надо же, козлы какие – спутали меня с психом!

– Ты действительно выглядел, как форменный псих! – сердито сказала Вероника. – А как ты орал! Я думала, у меня лопнут барабанные перепонки. И еще эти пузыри изо рта.

Рыськин потупился.

– Конечно, я понимаю... – промямлил он. – Я должен был тебя предупредить... Но мне просто не хотелось, чтобы ты обо мне плохо думала...

– Ты, собственно, о чем?

– Понимаешь, у меня болезнь такая...

– Какая? – насторожилась Вероника.

– Ну, эта. Известная такая, немецкая. Боязнь замкнутого пространства.

– Клаустрофобия, что ли?

– Точно, она.

– А почему она немецкая-то? – опешила Вероника.

– Как почему? – удивился Рыськин. – Там же имя в начале немецкое – Клаус. А потом уже к имени приделана болезнь – трофобия. По крайней мере, я так понимаю.

– Ага, – сказала Вероника. – В общем-то, логично. Может, она и вправду немецкая? Ось, поедем сегодня на Зубовскую площадь?

– А там что? – заинтересованно спросил тот.

– Там работает некий Аким Голубцов. Надо бы расспросить его кое о чем. Я позвонила ему, пока тебя не было, договорилась, что он в час дня выпьет со мной чашечку кофе.

– Прелестно! – с иронией воскликнул Рыськин. – Ты была уверена, что я из-за решетки сразу же побегу к тебе!

– Ты очень ответственный, Ося, – польстила ему Вероника. – Я ни секунды не сомневалась, что ты не бросишь, так сказать, рабочее место.

– Ну, ладно, погнали. Только из подъезда первой не вылетай, бормашину тебе в зуб!

* * *

Аким Голубцов был отвратительно молод. «Интересно, как могла дура Кира рассчитывать на то, что он будет изучать с ней созвездия, когда она годится ему если не в матери, то уж по крайней мере в старшие сестры? В сильно старшие».

К слову сказать, Голубцов был не только молод, но и стилен. Стильные черно-белые джинсы, стильная рубашечка, стильная стрижечка и, с тем же эпитетом, папочка в руках. Он пил кофе, держа блюдце на весу и отодвинувшись от стола, чтобы удобно было закидывать ногу на ногу.