Закон - тайга
Шрифт:
А за ним и Тимка:
— Зачем вам прощаться? Вон — хаза отдельная, — указал на палатку, — повариха и впрямь нужна. Не мужичье дело у печки толчись. Нехай остается Катя. Она у нас будет за главного балан- дера!
— Ну что, Катюха, решаешься?
— А надолго берете? — дрогнул у нее голос.
— Навсегда! На всю судьбу! До гроба! Не будь я — Филин. Ввек не отрекусь от тебя, — не оглянулся бугор на кентов.
Те молча ушли подальше от света. Все поняли. Не место им здесь. Не стоит мешать, не надо слушать этот разговор. Он не
Фартовые бегом носились. Ставили палатки, готовили. Они старательно обходили бугра и Катю. Они помнили свою вину. Знали по себе — враз такое не забывается…
Покуда фартовые ели у огня, притирались друг к другу, присматривались и мирились, Катя огляделась в палатке, прибрала в ней. Без просьбы бугра к костру подходить не решалась.
Он позвал ее, когда законники, обговорив все, наевшись до отвала, расходились по палаткам кемарить.
— Катюш, иди похавай, — всунулся Филин в палатку лохматым медведем.
Женщина послушалась. Поев рыбы, убрала со столов, у печки, возле костра и пошла на реку умыться на ночь.
Ей было непривычно и жутковато одной среди мужиков, которых она до икоты боялась. Но именно этот страх нельзя было выдать. Ведь ее муж — главный средь всех. Его слушаются и боятся все. Значит, ей пугаться нечего.
«Федя при всех нынче меня женой признал. На всю судьбу. Даже не мечтала о таком. Дома, в деревне, все смирились с тем, что останусь я в вековухах. Не одной мне эта доля светила. И вдруг повезло. Вот удивятся в деревне, что я вышла замуж. Значит, не такая уж я и страшненькая, — улыбнулась Катя. — Маманя небось перед Спасителем на коленях не одну ночь простоит, прося для меня светлой доли, благодаря Господа за подаренное счастье. А папаня выпьет стакан сивухи, пожелав дочке тепла на северах да кучу ребятишек в утеху старости. Могла б уехать. И надо бы. Да мимо судьбы, обронившей улыбку, кто пройдет?» — вздохнула баба.
Из партии сезонниц, приехавших на путину для обработки рыбы, не каждой повезло. Многие так и уедут на материк одиночками. Иных даже ни разу не провожали в общежитие. Хоть были пригожими собой, моложе Катьки. Не повезло им в этот сезон. Придется приехать на будущий год. Может, тогда улыбнется судьба…
«А где я буду жить с Федей? Кем и где работать?» — вздрагивали плечи женщины от холодной воды.
— Катерина! — послышался голос Филина. В нем тревога за нее. Бабе приятно. К палатке бегом вернулась. — Одна не шастай! Усекла? — сказал Филин коротко и прижал бабу к волосатой груди.
— Нешто любишь? — спросила тихо.
— А почему бы и нет? Без того как назвал бы своею?
— А жить где станем? — дрогнула всем телом.
— Все в ажуре, краля моя. Без хазы не останешься.
— Да мне с тобой ничего не страшно, — призналась Катя.
Филин прижался к ней всем телом.
— И почему ты мне сбереглась, меня выбрала? Неужель глянулся тебе?
— Сразу приметила.
— Другие, помоложе, небось подкалывались? — спросил на ухо.
— Мало что. Ты мне в душу запал, — соврала Катька.
Все обходили ее стороной. Никто даже на секунду рядом не задержался. Искали помоложе. Она не раз слезами давилась. Но теперь о том зачем вспоминать? Есть муж. Чего еще желать?
Утром, чуть свет, помня вчерашнее Тимохино слово о хозяйке, развела костер. Примостила над огнем ведро, чайник. На печку — кастрюли.
От гречневой каши сытный дух пошел. Баба в нее масла не пожалела. Чай приготовила. На вымытом столе тарелки расставила, разложила ложки. Нарезанный хлеб в миски положила.
Условники, увидев такое, радовались. Хозяйственная баба попалась. Такая голодом морить не будет.
Поев, спасибо говорили. А Федя в щеку чмокнул. Значит, доволен.
Мужики принесли ей дров и воды. Показали все продукты. И, принеся бак с рыбой, ушли на лов.
Катя долго думала, что приготовить. Рыбу? Но она уже надоела. Хотя… И принялась баба за готовку. Без подсказок и советов.
Хорошо — тушенка нашлась. С нею гороховый суп сварила. Из рыбы — котлеты. Икру, благо на рыбокомбинате научилась, сделала. Компот из кишмиша — к счастью, кусты его росли рядом.
Условники глазам не поверили. Думали, что икру кеты только на комбинате можно сделать. А тут — своя. Ешь, сколько хочешь.
— Эх! Склянку б под такую закусь! — вырвалось невольное.
А баба, походив вокруг палаток, на ужин грибы нажарила.
Накормила всех досыта.
— Слушай, Катюха, где ж ты раньше была? Да мы с тобой от казенной жратвы совсем отвыкнем, — смеялись условники.
Женщина признала всех, кроме долговязого лысого мужика, которого все звали Любимчик.
Катя его никак не звала. Ненавидела люто. Знала: не сможет признать его и простить. Он это почувствовал сразу и старался обходить бабу стороной.
Она боялась его. Чувствуя, что открыто не способен сподличать, но втихаря, исподтишка готов на любую мерзость.
Катя внутренне сжималась в пружину, проходя мимо него. Любимчик делал вид, что не замечает бабу.
К вечеру следующего дня, когда условники были на лове, к палаткам подъехала машина из Трудового. Из нее вышли Дарья и участковый.
Катя готовила шашлыки из кеты на ужин и не сразу заметила приехавших. А те, увидев женщину, остановились удивленно. Переглянулись друг с другом:
— Откуда она взялась?
Подошли, поздоровались.
— Где мужики? — спросил участковый.
— Где ж им быть, на лове все!
— А вы кто?
— Хозяйка ихняя. Жена старшого.
У Дашки скулы побелели. Этого она от Тимки никак не ждала. И, глянув вприщур, подошла вплотную, влепила пощечину:
— И давно с ним спуталась?