Закон - тайга

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Не обижаешься? — обняла ее за шею Катя.

— За что?

— Дом твой забираем.

— Наоборот, спасибо вам за то. Мой Тимофей теперь всегда со мною будет. И пугаться перестану, что уйдет. — Дарья чмокнула Катю в щеку, шепнула на ухо: — Помни, лаской да сытостью любого мужика обратать можно. Не спорь с ним днем. Ночью они покладистей. Следи, чтоб в чистоте, ухоженным был.

Не перечь, соглашайся во всем до ночи. А там — твоя власть. Но без перегиба…

— Спасибо, подружка милая, — радовалась новая хозяйка дома.

— Я тебе сама платьев

и халатов нашью. Королевой ходить станешь. Приживайся. Помоги вам Господь! — попрощалась Дарья и плотно закрыла за собою дверь.

Катя обошла комнаты. Вернулась на кухню. Федор разбирал пожитки.

— Присядь, отдохни, я сама с этим управлюсь, — взялась баба за рюкзак, сумки, мешки. Открыла и свой чемодан. Одежду в шкаф определила. Белье — в сундук. Все по полкам, вешалкам, крючкам. Через полчаса все сумки лежали в кладовой, а Катя, затопив печь, готовила ужин.

Федор сидел здесь же, на кухне. Не сводил глаз с жены. Ловкая, крепкая, она успела протереть пол, сменить постель, пожарить картошку, рыбу, заварила чай, перемыла посуду. И, словно девчонка, на одной ноге крутилась, всюду успевала. Накормила его. Нагрела воду в баке, уговорила помыться с дороги. Сама за разделку рыбы взялась. Быстро управилась. Три литровых банки икры поставила в подвал.

— Гляди, Федуня, на зиму начало есть, — радовалась баба. А потом, будто вспомнив что-то, полезла в карман своего плаща. Сумочку достала. Подошла, опустив голову: — Федя, тут вот мой расчет. За сезон. Две тысячи. Возьми их. Тебе деньгами править. Так у нас дома было. Деньги в руках папани. Только, если можно, вышли моим немного денег. Совсем они избедо- вались. На меня вся надежда была. Да слава Богу, теперь я — на ногах, при тебе. Одной заботой меньше. Но избу им надо подправить. Ты не серчай. Сделай, как сам решишь, — оробела, увидев насупленные брови.

— Адрес родителей дай, — потребовал коротко. А на следующий-день принес квитанцию. Пять тысяч старикам отправил…

Три дня дали семье на обустройство. Филин, не теряя времени, вместе с Гориллой ушел в тайгу заготовить дров на зиму. А Катя с Дарьей обмазали дом, побелили снаружи и внутри, все перестирали, отскоблили, отмыли. Готовились к новоселью.

Сельчане придут. Надо всех приветить. Первое знакомство с ними пугало Катю. Дашка, не разгибаясь, шила ей к этому дню нарядное платье. Такого у бабы даже в девичестве не было.

Все было готово к приходу гостей. Ждали лишь возвращения Федора из тайги. Он обещал вернуться к вечеру.

Столы во дворе были расставлены, накрыты белыми скатертями. Ступи хозяин на порог, дай начало радости! Пусть звонкий смех, светлые улыбки и добрые пожелания земляков согреют твой очаг.

…Филин продирался с топором через завал. Не прислушался к Горилле, предупреждавшему об опасности.

На его участке рядом с селом появилась медведицам медвежонком. Двух условников окалечили совсем недавно — по осени, когда те с деляны пешком возвращались. А ведь осенью зверь сытый, человека бояться должен, не нападать на него.

— Видать, эта — фартовая. Кто-то ей хвост прищемил, раз

наехать вздумала. Людоедка! С какого хрена сорвалась, лярва? Бабы по грибы не хиляют в тайгу. А ну как нарисуется и прижмет? Ей ожмурить, что два пальца обоссать. Трехали — мощная колода. Без разборок мокрит, падла! И наваром не откупишься. Ровно они нас своей зверьей «малиной» всех разом в рамса продули. Так ты, того, не откалывайся шибко. На двоих не покатит бочку лохматая кентуха. Зассыт законников! — говорил Горилла.

Филин понял, о какой медведице предупрежден. И не ошибся. Та самая, с заимки у Мертвой головы. Пришла следом. Мстить за убитого медведя. Искала виновных. И, не находя, крошила людей всех подряд.

О ней даже участковый рассказал бригаде. И Филин понимал: от медведицы не уйти, не спрятаться. Все равно найдет, встретит, выждет, подкараулит у самого дома. Хорошо еслй его, а вдруг Катьку припутает? В чем она виновата?

Медведица не нашла себе пары. Значит, стара. И у нее месть стала смыслом жизни. И у зверей, как и у фартовых, крепко сидел в крови «закон — тайга»: кровь за кровь.

Филин держал наготове отточенный тесак. Им даже при желании бриться можно. Но не для того держал на поясе. И лез в черную глухомань. Нашло отчаяние:

— Нарываешься, падла! Надыбаю тебя!

Медведица давно почуяла людей и, заложив восьмерку, коварно зашла за спину. Она все слышала, видела, понимала. Медвежонок, что-то осознав, влез на дерево, оттуда, с вершины ели, наблюдал за матухой: осторожно, стараясь не хрустеть сучьями, кралась она за лохматым мужиком, рвавшимся в тайгу, как пьяный ветер.

Матуха чувствовала запах железа у человека в руках. Ветер был встречным. Этот запах и заставил ее схитрить. И когда человек ступил на гнилую корягу, хрястнувшую под ногами, медведица рявкнула, бросилась на мужика.

Горилла, услышав голос зверя, оглянулся:

— Филин! Кент! Где ты?

В ответ услышал хриплый крик.

Филин почувствовал медвежьи когти в плечах и, превозмогая боль, достал нож. Медведица рванула его с земли, грохнула о корягу. Из глаз посыпались искры, как от костра.

У словник вскочил на ноги. На секунду медведица замерла удивленно. От такого броска даже олень требуху на корягах оставлял. А этот — жив…

— Ожмурись, пропадлина, сучье семя! — кинулся бугор к одуревшей от фартовой брани зверюге и ткнул в пузо тесаком. По самую рукоять вогнал, рванул нож кверху, вспарывая брюхо. И, отскочив в сторону, спрятался за вздыбленную рогатую корягу.

Фонтан крови брызнул из брюха, обливая пожухлую траву, сучья, кусты. Медведица увидела, как полезли из брюха кишки. Она тащила их из пуза, ревя от боли и ужаса. Кишки мешали сделать последний прыжок. На него уже не хватило сил.

Почуяв запах крови, слез с елки медвежонок. Подскочил к матухе. Заревел, заголосил. Ему, растерявшемуся от горя, накинул петлю на шею Горилла. И, дернув к себе, прикрикнул:

— Захлопнись, кент. Попух — молчи!

Филин, окровавленный, в порванной рубахе и портках, ощупывал себя за корягой.