Закон - тайга
Шрифт:
Законники, сложив пушнину по сортам, приезжих накормили. Зайчатиной. Куропатками на вертеле. Чай — от пуза. У Филина от тех запахов под ложечкой заныло.
А Кот двух куропаток на костре жарил для Тимки.
«Мылишься к фраеру? А понт с того какой будет? Про меня запамятовал, пропадлина?» — заскрипел зубами Филин. Охотоведы, наевшись, понесли мех к саням. И вспомнили, глянув на укрытое брезентом: :
— Мы вам тоже кое-что привезли. Спецовку, продукты. Забирайте.
И понесли фартовые ящики с папиросами, спичками,
— А это тебе, бригадир. Притыкинские подарки, — вручили Тимофею карабин, двухстволку и мелкашку, нарезную «тулку» и два ножа. Мешки с порохом и дробью. Картечь и капсюли.
Тимка стоял, обвешанный оружием, как чучело среди поляны.
— Дед просил тебя не погнушаться и жить в его доме, в Трудовом. Да и заимка его тебе в наследство достанется. Осенью туда пойдешь. Сам иль с напарником, это уж дело твое. Лишь бы сиротой не осталась. Там — начало твое. Ну а не захочешь, другому ее отдадим, если память тебе помехой будет. Время есть. Подумай, Тимоша, — обнял его за здоровое плечо Иван Степанович.
Филин думал, что гости ночевать останутся. Но они спешно засобирались, вспомнив о неотложных делах в
селе. И, как ни уговаривали законники, уехали, не глядя на ночь, опустившуюся над тайгой.
«Во, гады, даже не стали меня уламывать, чтоб мех сдал. Побрезговали, туды их в корень! Ни одна зараза не подвалила с треханьем. Вроде ожмурили меня», — злился Филин.
А фартовые и впрямь забыли о нем.
Тимка сидел у костра, держа на коленях карабин Притыкина. Вот ведь как судьба распорядилась. Его, вора, наследником такого человека сделала. Странно, даже вклад, что на книжке имел, завещал Николай Федорович не сыновьям, не внукам, ему, Тимке. И вклад немалый. Не всякая «малина» такой общак имеет. И все ж странно: почему не детям? Обиделся на них? Но ведь сумел простить чужого. Своему и подавно забыл бы оплошки.
Иван Степанович говорил, что дом Притыкина закрыт на замок до Тимкиного возвращения. И туда никто без его ведома не зайдет. Смешно. Ведь был бездомной собакой. Ночевать негде. А теперь и дом, и зимовье… Но долго ль хозяйничать ему в них. Нужно ль это наследство?
Тимка знал, как трудно давалась старику каждая копейка. Многое видел сам, немало слышал от деда. Тот вечерами, когда бывал в хорошем настроении, случалось, разговаривался. О тяжком рассказывал со смехом, без грусти. Злое не любил вспоминать. Лишнего себе не позволял. Живот не перекармливал. Дня чего копил деньги? Был излишек, много ль одному нужно? Вспомнилось Тимофею, что о детях своих он всегда говорил с гордостью:
— Мои мальчишки цену копейке знают. На ветер не бросят. Смальства себе тропы сами били. И в тайге, и в судьбе. Потому в люди выбились. Теперь в начальниках сидят. И поделом. Ко всему приноровились. Все ладится у них. Одна проруха имеется. Мой недогляд — шибко души студеные. Родства не помнят. Может, так надо ныне, поди, разберись…
А у Тимофея где-то и его отец в одиночестве умер. Не лежало к нему сердце. Не вспоминал, не жалел. Может, оттого
— Бригадир! Чего калган повесил? Пошли чифирку глотнем. Душу погреем, — позвал Баржа.
— Дорвались! Теперь всю заварку сговняете, — отозвался Тимка.
— Слушай, а бугор не хавал, — подошел Скоморох.
— Ну и хрен с ним. Уламывать не стану. Приспичит — нажрется, — отмахнулся бригадир.
— Тимофей, в отвал до утра? — удивился Кот, заметив, как Тимка нагревал шалаш.
— А чего ждать? Уже пора…
Филин, услышав это, отматерил всех подряд. Из гордости голоса не подавал.
«Погодите, вы еще прихиляете ко мне, гады. Тимка вам на сезон, g я — на всю судьбину. Мое слово — и ни одна «малина» не пригреет. Вспомнится вам нынешний денек. Быстро скурвились, козлы. Но куда денетесь? Вы фраеру до первой нужды. А и мне теперь на хрен не нужны. Пушняк просрали. На Тимку глядючи. Ну, ладно. Только фраернулись лихо. Та на век зарубка будет», — думал Филин, влезая в спальный мешок.
Утром все разошлись по тайге. Так уж сложилось на заимке, что тропы промысловиков не пересекались. И свидеться средь дня они не могли. Никто не возвращался к шалашам засветло. И только Филину невтерпеж стало. Есть захотел. И, вытащив из петли жирнющую зайчиху, пошел к шалашу напрямик.
Сегодня не повезло и Тимофею. Разболелось плечо. А тут еще в берлогу провалился. Хорошо, что пустой оказалась. Еле выбрался из нее. И, хромая на обе ноги, повернул к шалашам. Не стало сил осмотреть все капканы. Хватило б выдержки вернуться самому, не звать на помощь кентов. Перед глазами кружились деревья. «Только этого и не хватало», — цеплялся он за березу. И, переводя дух, продолжал идти, сокращая путь, к шалашам.
Филин, придя на поляну, развел костер, снял шкуру с зайца. И только собрался опустить его в кастрюлю, услышал, как за спиной всхрапнула лошадь.
«Какую падлу прибило к нашему берегу?» — поднял бугор голову и обомлел.
Участковый с двумя милиционерами стоял в двух шагах и улыбался тонкими бледными губами. Кривая эта улыбка была хорошо известна Филину. Она никогда ничего доброго не обещала.
— Ты-то мне и нужен, — сказал участковый, приоткрыв мелкие, как у мыши, зубы. — Иди сюда, — поманил бугра пальцем.
Тот по привычке оглянулся — куда бы слинять? Но над головой грохнул предупредительный выстрел. И Филин увидел пистолеты в руках милиционеров. Оба, как два глаза смерти, караулили каждое его движение.
— Тебе повторить? Живо сюда! — скомандовал участковый.
Бугор не двигался с места. Он не спрашивал, в чем провинился, почему за ним приехали, что понадобилось от него. Такие вопросы задавать мусорам фартовому — западло. Филин стоял не шевелясь, словно в капкан попал. Он лихорадочно соображал, что предпринять.
— Не робей, Филин! — смеялся участковый, сделав шаг навстречу, и вытащил из кармана наручники. Бугор сунул руки за спину.
— Браслетки? Но за что? — вырвалось невольно.