Закон тридцатого. Люська
Шрифт:
Он брал у собеседника тетрадку и переписывал решение.
— Слушай, Плюха, — сказал как-то Володька Коротков, — и чего ты просто не спишешь у кого-нибудь?
Плюха усмехнулся:
— Ну да, чтоб ты ж на меня пальцем тыкал, что я списываю уроки! Знаю я вас.
Но сочинение — не задачка, решения у всех разные. Тут не только списать не дадут, и даже не подскажут.
Черствый народ! Себялюбы! Нет чтобы ближнего поддержать!
Плюха бродил по улицам, задумчиво разглядывал прохожих, примеряясь,
Мороз ослабел. С крыш сбрасывали снег, и освирепевшие дворничихи, надувая щеки, дули в свистки и кричали надорванными голосами:
— Гражданка! Гражданка, куда претесь! Отвечай потом за вас!
Или:
— Эй, гражданин, вам что — жить надоело?
А один пожилой дворник в синем фартуке поверх ватника, в огромных валенках с красными галошами не свистел и не кричал. Он зорко посматривал по сторонам и, приметив зазевавшегося прохожего, ласково говорил:
— Давай, давай, иди… Намедни один вот так же шел, а его по башке — бац! На «скорой» увезли…
И зевака шарахался от его ласкового голоса.
От нечего делать Плюха остановился возле дворника, задрал голову. Двое мужчин скалывали на крыше наледь и сбрасывали ее вниз. Куски льда глухо ударялись о тротуар, разбивались, и мутные брызги летели в стороны.
«А может, Иван Иванович был просто прохожий — и его стукнуло льдиной?» — подумал Плюха и даже обрадовался, что нашел наконец страничку Иван Иванычевой биографии. Но тут же вспомнил, что у скелета крепкий, неповрежденный череп. «А может, у него только сотрясение мозга случилось? Ведь можно же умереть от сотрясения мозга».
Плюха проводил взглядом еще несколько падающих льдин.
Нет. Эта версия нуждается в проверке.
— Дядя, — обратился он к дворнику, — А что, тому голову проломило?
— Кому? — испуганно спросил дворник и стал озираться.
— Да вот про которого вы говорили.
Дворник звонко сплюнул и ответил сердито:
— Начисто ему башку снесло. А ну, проходи, а то и тебя заденет.
Плюха вздохнул и побрел дальше. «Конечно! После такой льдинки приличного скелета не сложишь. Как говорится, костей не соберешь!»
Оставалось крайнее средство. Очень, очень хотелось Плюхе на этот раз обойтись без Виктора. Кажется, все старания приложил! Конечно, Виктор умнее, Виктор бог насчет всяких там сочинений и вообще. Они дружат много лет. И с самого первого дня, когда они, взявшись за руки, вошли в класс и оказались за одной партой. Плюха понял, что Виктор — вершки, а он — корешки. Но Виктор не задается. И дружба у них — крепкая. Вот только странный он какой-то последнее время. Понятно — любовь!.. Раньше стихи читал. Ведь кто лучше его, Плюхи, выслушает, кто выше оценит? А теперь не читает. Попросишь — засмеется только. Бывало, всегда вдвоем, в кино ли, на каток ли, приемник
Очень хочется обойтись без Виктора. Пусть не думает, что он, Плюха, так уж в нем нуждается! К доктору, что ли, пойти? Болезнь какую-нибудь придумать? Холеру бы, чтоб в больницу положили. И сочинение писать не надо будет. Ребята придут в приемный покой, спросят: «Как здоровье больного Веселова?» — «Состояние тяжелое. Надежды нет».
Один раз он уже такую штуку проделал перед контрольной по физике. Пошел к зубному со здоровым зубом. И ничего хорошего. Доктор в другом зубе дырку нашел — и давай сверлить. И двойку по физике схватил. Уж если не повезет — так не повезет. Ладно. Спрячем амбицию и амуницию!
Виктор был дома. Когда пришел Плюха, он перевернул на столе исписанные листки. Плюха не обиделся. Только пожал плечами, сказал снисходительно:
— Стишки?
— Личное послание английской королеве. Соболезнование по поводу кончины Уинстона Черчилля.
— А он чего, умер?
— Газет не читаешь?
— Я радио слушаю.
— Тысяча двести седьмой выпуск «Угадайки»? — засмеялся Виктор.
— Ладно тебе. Физику решил?
— Решил.
— И я решил. Тут недавно одного льдиной по голове стукнуло.
— Кого?
— А бес его знает! Дворник рассказывал.
— Дополнительный источник информации. Сарафанное радио.
Плюха выпятил губы.
— А я к тебе вчера заходил. Тебя дома не было.
— Я у тетки в гостях был.
— Хм…
— Ну, еще какие новости на белом свете?
— Никаких новостей! — Плюха не умел хитрить, сказал прямо: — Сыплюсь я с Иваном Ивановичем.
— Не пишется? — сочувственно спросил Виктор.
— А тебе пишется?
— Успею еще.
Плюха вздохнул:
— Ну откуда я знаю, кто он? Что на нем, написано?
— Иван Иванович был футболистом. Обратил внимание на развитие фаланг нижних конечностей?
— Нет.
— Обрати.
— Футболистом? Нападающим?
— Полузащитой, Плюха.
— Гм… И ты про это пишешь?
— Нет. Я чего-нибудь другое придумаю.
Плюха заулыбался.
— Точно. Почему бы ему не быть футболистом? А как он стал скелетом?
— Его подковали. Общий сепсис — и привет! Что такое сепсис, знаешь?
— Заражение крови. Подковали, значит? В «Зените» играл?
— Это уж твое дело.
— Тогда в тбилисском «Динамо». Они нахальные, а мы за «Зенит» болеем. Верно? — Плюха удовлетворенно потер руки. — Бу сделано! В кино пойдем?
— Некогда. Ты лучше сочинение пиши.
— А ты?