Закон улитки
Шрифт:
– Домой можно позвонить, Нине, – предложил он. – Я возьму трубку, а она докажет, что я – это я… И про пингвина она знает…
– Номер! – спокойно потребовал Хачаев.
Виктор назвал номер, и снова хозяин прижал трубку к левому уху, а правая рука опустилась в раскрытый чемоданчик спутникового телефона.
– Алло! – проговорил Хачаев в трубку. – Алло! Это Нина? Что? А где она?.. А это кто? Соня?
Виктор враз протрезвел. И увидел, как за козырьком балкона падает снег. Почувствовал холодное движение ветра, царапающее небритые щеки.
Он
– Соня! – крикнул он. – Это дядя Витя!
– А ты где? В Москве? – спросил родной звонкий голосок.
– Нет. Я далеко. Я Мишу нашел, но нас могут не отпустить… Это трудно объяснить…
– Как это не отпустить? – удивилась далеко в Киеве Соня. – Тебя что, наказали?
– Поговори с дядей, – попросил Виктор. – Может, он тебе поверит… Может, он тебя послушает…
И Виктор протянул трубку обратно Хачаеву.
– Соня? – сказал хозяин, кося взглядом на Виктора. – Ты этого дядю, с которым только что говорила, хорошо знаешь?
– Да, это дядь Витя! – ответил девочка. – Это мой папа…
– Папа или дядя? – спросил Хачаев.
– Папа, а пингвин Миша у вас?
– У меня, так ты мне скажи, это твой дядя или папа?
Но Соня опять проигнорировала вопрос.
– А вы их отпустите?
– Кого их?
– Дядь Витю и Мишу!
– Подожди, ты сначала…
– Нет, вы пообещайте, что отпустите их. У Миши сердце больное, вы что, не знаете?
– Ну обещаю, так ты…
– Нет. Вы слово дайте, мамой поклянитесь!..
Хачаев от удивления махнул правой рукой.
– Даю слово, мамой клянусь, что отпущу! Ты мне на вопрос ответить!
– Он мой второй папа, первый от меня ушел и потерялся, – сказала Соня. – А пингвин Миша где? Рядом с вами?
– Нет, – сказал Хачаев.
– А когда вы их отпустите?
– Скоро! Все, до свидания, Соня!
– А можно еще с дядь Витей поговорить? – спросила она.
– Нельзя, я по межгороду звоню! – крикнул Хачаев и нажал правой рукой какую-то кнопку. Опустил трубку внутрь чемоданчика. Замер в этой позе на полминуты. Потом обернулся к Виктору, и в глазах у него промелькнул злой блеск. Он смотрел так на Виктора минуты две, неподвижно, мрачно, словно накапливая в себе эту внезапную злость. И вдруг она, эта злость, прорвалась – кулаком правой руки он ударил в лицо Виктора, и тот, потеряв равновесие, рухнул на деревянный пол балкона, ударившись уже разбитым виском об одну из боковых стоек. Сознание не потерял, но боль в виске вдруг прошлась, словно электрическим током, по всему телу, и он поджал ноги, ожидая, что сейчас его, лежачего, снова будут бить.
Но Хачаев стоял над ним и мрачно смотрел в лицо. Стоял минут пять. Наблюдал, как залетающие на балкон снежинки таяли на разбитой нижней губе Виктора. Стоял, думал о чем-то. Потом, не меняя раздраженного выражения лица, протянул Виктору руку, помог подняться на ноги, и они вернулись в комнату, где Хачаев снова запер двери изнутри на
– Ты меня серьезно подставил, – проговорил он, но не было уже в его голосе ни злости, ни раздражения.
– Как? – удивился Виктор. – Когда?
– Твоя малая… – и он снова покачал головой, и теперь удивление уже отчетливо прочитывалось на его лице. – Она заставила меня дать слово…
– И что, – осторожно поинтересовался Виктор, – ты его сдержишь?
– Я – чеченец. Если я дал слово, это слово в сто раз дороже любого твоего обещания… Ты понимаешь?
Виктор ощутил приближение новой опасности, нового взрыва раздражения и злости. Еще немного, и Хачаев снова заведет себя до предела. На языке и так ощущался солоноватый вкус крови, который никак не смывался коньяком.
Виктор дотронулся пальцем до перетянутого полоской материи правого виска. Не сводя глаз с молчащего Хачаева, полез во внутренний карман. И вслед за движением руки, уже вытаскивавшей бумаги и визитки, сложенные в маленьком кулечке, промелькнула мысль, объяснявшая это движение и подсказывающая, что надо оттуда вытащить и показать Хачаеву, чтобы разрядить обстановку, чтобы еще раз доказать, что Виктор не виноват. В чем не виноват? Да ни в чем не виноват!
И, развернув, Виктор положил на стол рисунок-объявление о пропавшем пингвине Мише, разгладил его ладонями и снова поднял глаза на Хачаева.
Хозяин подошел к столу, взял в руки бумажку с детским рисунком и Сониными каракулями, стал прямо под люстрой, светившей не ровно, а какими-то световыми волнами, то ярче, то глуше. Уставился на нарисованного пингвина. Потом взял со стола рацию, проговорил в нее что-то по-чеченски.
– Иди, тебя отвезут, – сказал Виктору, опуская рацию на стол.
Виктор протянул руку, чтобы взять Сонин рисунок, но Хачаев отрицательно мотнул головой. Открыл двери и кивнул на Виктора охраннику.
59
«Газик» карабкался вверх по извилистой узкой грунтовке. Желтые лучи фар пробивались сквозь падающий снег и тут же вылетали за пределы дороги, освещая частокол голых деревьев покрывшего этот склон леса. Чеченец-шофер то и дело щурился. Машина и так ехала медленно. Виктор дремал на заднем сиденье.
Шофер зевнул. В голове запоздалым эхом повторились слова Хачаева, сказанные час назад: «Аслан, отвезешь его на полчаса в вольер с собаками, потом – к Азе!». Аслан бросил взгляд на сиденье рядом – там лежал «Калашников» с двойным магазином. «Калаш» был довольно старым. Хачаев обещал ему дать новый автомат со складным прикладом, но пока что не дал. Это был лишь вопрос времени: главное – получить новый ствол при жизни.