Закон успеха

Хилл Наполеон

Восклицательные знаки принадлежат мне.

Только подумайте — мир не дает им шанса.

Конечно, мир не дает им шанса.

Он никогда никому не дает шанса. Человек, который хочет получить шанс, должен сам создать его с помощью действий, но если он ждет, что шанс ему преподнесут на серебряной тарелочке, то будет разочарован.

Боюсь, что такое объяснение встречается очень часто и служит одной из самых распространенных причин неудач.

Седьмой человек, с которым я говорил в тот день, вы­глядел необычно сильным. Он спал на земле, закрыв лицо газетой.

Когда я снял газету, он протянул руку, отбрал у меня газету, снова накрыл лицо и уснул.

Тогда я схитрил: снова снял газету и положил ее за со­бой, так, что он не мог ее достать. Человек сел, и я погово­рил с ним. Оказалось, что он окончил два лучших универ­ситета, в одном получил диплом бакалавра, в другом — док­тора философии.

Он рассказал мне свою историю. Он мог бы стоять во главе большого делового предприятия или добиться успеха в любой профессии, если бы не построил свой дом на песке затягиванияи не считал, что мир должен платить ему за его зшния\

К счастью, большинство выпускников колледжей не строят свои дома на таких шатких фундаментах: ни один колледж в мире не может обеспечить успех человеку, который пыта­ется получить плату за свои знания, а не за то, что он с ними делает.

Человек, о котором я рассказываю, происходил из одно­го из лучших вирджинских семейств. Он прослеживал свою родовую линию до тех, кто высадился с «Мейфлауэра». Он расправил плечи, ударил себя в грудь и сказал: «Только подумайте, сэр! Я принадлежу к одной из первых семей старой Вирджинии!»

Мои наблюдения заставляют считать, что быть «из пер­вой семьи» — не самое лучшее как для самого сына, так и для семьи. Слишком часто эти «сыновья первых семейств» пытаются достичь успеха, эксплуатируя только свое имя. Возможно, это случайное наблюдение, но я заметил, что те, кто много работает, не имеет ни времени, ни склонностей хвастать свой родословной.

Недавно я побывал в юго-западной Вирджинии, где ро­дился. Прошло двадцать лет, как я там не был. Печально было сравнивать тех, кто двадцать лет назад были «сыновь­ями первых семей», с сыновьями простых людей, которые привыкли проявлять себя в самых интенсивных действиях.

Сравнение не в пользу «сыновей первых семей»! Я бла­годарен случаю, который привел меня в мир в семье, не принадлежавшей к классу «первых». Конечно, я не выбирал свою семью, и, если бы у меня была такая возможность, наверно, тоже выбрал бы из класса «первых».

Недавно меня попросили выступить в Бостоне, штат Масса­чусетс. Когда я закончил, мне показали город и, в частности проводили в Кембридж, в Гарвардский университет. Там я ви­дел многих «сыновей первых семей», разъезжающих в шикар­ных машинах. Двадцать лет назад я бы гордился, если бы был студентом Гарварда с таким авто, но последующий жизненной опыт научил меня, что учиться в Гарварде можно и без этого.

Видел я и гарвардских студентов без машин. Они работа­ли официантами в ресторанах, где я обедал, и, насколько я мог заметить, нисколько

не проигрывали в сравнении с теми, кто мог похвастаться своей принадлежностью к «первым семьям».

Все это говорится не в укор Гарвардскому университету, одному из лучших в мире высших учебных заведений, или «первым семьям», которые посылают в него своих сыновей. Напротив, я стремлюсь подбодрить тех неудачников, кото-

рые, подобно мне, почти ничего не имели, но научились использовать то, что имеют, в терминах конструктивных, полезных действий.

Психология бездействия — одна из главных причин упадка многих городов и поселков.

Возьмем, например, город X. Вы узнаете его по описа­нию, если знакомы с этой частью страны. «Голубые зако­ны» (законы, ограничивающие осуществление по воскресе­ньям деловых операций) закрыли там по воскресеньям все рестораны. Поезда, проходя по городу, должны снижать ско­рость до двенадцати миль в час. Во всех парках видны над­писи «Не ходить по газонам». Неблагоприятные для бизне­са правила изгнали из города почти всю промышленность. Всюду видны следы ограничений. Они на лицах прохожих, в их манерах, в их походке.

Массовая психология города негативна.

Как только выходишь из поезда на вокзале, эта негатив­ная атмосфера становится угнетающе очевидной, сразу хо­чется снова сесть в поезд и уехать. Город напоминает клад­бище, а жители — ходячих призраков.

Никаких признаков деятельности.

Объявления банков свидетельствуют о том же негатив­ном, бездейственном состоянии ума. Оно же отражается в витринах магазинов и на лицах продавцов. Я зашел в один из магазинов, чтобы купить пару носков. Молодая женщи­на с коротко остриженными волосами — ее можно было бы назвать «вертушкой», если бы она не была так ленива, — бросила на прилавок коробку с носками. Я посмотрел нос­ки, и на лице у меня отразилось разочарование. Женщина лениво зевнула:

— Лучше на этой свалке вы не найдете.

«Свалка!» Она, наверное, умеет читать мысли, потому что в сознании у меня было именно слово «свалка». Магазин напоминал свалку мусора; весь город — тоже. Я чувствовал, как мусор проникает мне в кровь. Негативная психология жителей подавляла меня.

Мэн — не единственный штат, в котором имеются такие города. Могу назвать и другие, но, возможно, когда-нибудь я займусь политикой; поэтому предоставлю вам анализиро­вать и сравнивать города, живые и полные действия, с теми, которые медленно умирают от упадка и бездействия.

Я знаю некоторые деловые предприятия, которые нахо­дятся в таком же состоянии, но опущу их названия. Вероят­но, вы их тоже знаете.

Много лет назад Фрэнк А. Вандерлип, один из наиболее способных банкиров Америки, начал работу в нью-йоркс­ком «Нейшнл Сити Бэнк». С самого начала его жалование было выше среднего, потому что он демонстрировал боль­шие способности, а предшествующие достижения делали его ценным работником.

Ему предоставили отдельный кабинет с красивым столом красного дерева и креслом. На столе — кнопка электричес­кого звонка к секретарше.