Законы Беззакония
Шрифт:
— Что, врать тебе буду? Приказ уже подписан. Ладно, обменялись любезностями, а теперь к делу! — нетерпеливо воскликнул полицмейстер.
Да уж, не просто звание, а еще и внеочередное — поразительно. На днях я изучал протокол присуждения, и для получения любого чина выше майора требуется личное одобрение канцлера! Видно, этот толстяк имеет внушительную поддержку в доме правительства, хотя, может быть, его просто используют…
— К делу так к делу. На днях к вам в участок зайдет мой подчиненный с просьбой. Хотел бы попросить вас ее уважить, — произнес я, понимая, что этот хитрец не захочет говорить о делах по телефону.
— На днях не получится. Я завтра с лекцией по борьбе с наркотиками лечу в Санкт-Петербург. Вернусь через полторы недели. Пусть тогда и приходит. Только
— Не волнуйтесь, там пустяковое дело.
— Посмотрим, — сухо произнес он, а затем добавил: — Все, некогда мне тут с тобой говорить. Меня тут высокопоставленные люди ждут. — И, даже не удосужившись попрощаться, дал отбой.
Вот же высокомерная зараза! Ну ничего, упивайся властью, пока есть возможность, мерзавец, — подумал я, взбешенный его поведением
Глава 8
Пятница, 25 сентября, 14:25. Лежа на кровати, я занимался ничем иным, как перечитывание исторического пособия новейшего времени. И, если честно, сколько бы раз я этим ни занимался, так и не мог постичь причинно-следственную связь событий с семнадцатого по девятнадцатый параграфы. Как, казалось бы, безобидный указ о "поэтапной конституционной реформе" привёл к убийству президента Ельцина, турецкой и китайской интервенции, вылившейся в кровопролитную гражданскую войну, распаду Российской Федерации, декларациям о независимости губерний и, в конечном счёте, к возрождению Российской империи? Mamma mia! Как можно втиснуть столь обширный и сложный вопрос в три параграфа школьной программы? Я, конечно, покинул школу ещё в пятом классе, но даже мне очевидно, что это абсурд. Более того, в поисковике "Rupoick", который я прежде использовал для изучения эпохи, в которой очутился, информация о событиях 1993–1995 годов попросту отсутствовала. Голова трещала так, что я уже успел проклясть свой единственный выходной — уж проще успокаивать всякое быдло, не ведающее берегов, чем разбираться в запутанных финтах сильных мира сего. Кстати, о выходном — почему он вообще у меня появился? Да потому что все кафе, магазины и ларьки на Строгонова, словно живые существа, по пятницам уходят на заслуженный отдых. И в целом даже удивительно, что в этом бешеном ритме они обходятся всего одним выходным. Подумал я, когда моё мобильное устройство завибрировало, а на экране всплыло имя контакта: "Афанасий".
—Алё. Произнес я, поднимая трубку.
—Алё, алё, это я, Афанасий! Громко воскликнул он, словно не осознавая, что нет нужды в криках, или же не отвыкнув перекрикивать звуки боя, когда свистели пули.
—Что-то случилось? — спросил я, настороженно ощущая тревогу в его голосе.
—Случилось? Ты не помнишь, мы же договорились в пятницу вместе пойти в церковь! Ты сам предложил! — обиженно произнес Афанасий, не снижая громкости.
—А, ну да… — согласился я, пытаясь вспомнить детали своего предложения, хотя часть про пятницу ускользнула из памяти. — Где ты сейчас?
—Где? Мы все здесь, у твоего дома.
—У моего дома? Разве я говорил, где живу?
—Ты не помнишь? После двух рюмок водки ты всю ночь трезвонил о себе, а потом начал бормотать на каком-то языке…
—Хватит, я уже выхожу! — перебил я Афанасия, охваченный приливом стыда. Вот черт, надо было закусывать, невольно проскользнуло в голове.
Затем, обменявшись ещё парочкой фраз, с боевым товарищем, я дал отбой и быстро натянув первую попавшуюся одежду — чёрные брюки и оражевую футболку, выскочил на парковку у дома. Где меня уже ждала чёрная Нива, на кузове которой не было ни единого следа ржавчины, а две новые, сверкающие фары притягательно блестели в лучах заходящего солнца. Внезапно в моей голове промелькнуло: "Ай да Афанасий, ай да..!" — словно эхо местного эпоса, отзывающееся в душе.
—Прыгай скорее! — подгонял меня Афанасий, не позволяя в полной мере насладиться плодами своих трудов. Я же, в ответ, еще секунд тридцать изучал машину, прежде чем уселся на переднее сиденье и хозяин Нивы втапил газ, выезжая на магистраль.
—Как там Игорь, он тебе не писал? Вопрошал Антон, сидящий позади.
—Нет, последнею весточку от него получил вчера, Игорь
—Такая же фигня... Согласился Антон тяжело выдохнув и обхватив лицо руками.
—Не дрейф солдат! Восклицал Владимир ткнув его в плечо.
—Ай, реально же больно! Отвечал тот обиженно.
—Естественно больно годы опыта сынок. Парировал Владимир.
—Годы опыта!? Старик ты ещё этим гордишься. Недоумевал Антон.
После чего эти забияки с энтузиазмом принялись за соревнование в колкостях, наполняя дорогу остроумными уколами. Временами в их бойкие перепалки вмешивался Андрей, не понимая, почему это ссорятся они, а подзатыльники прилетают ему. На что получал неизменный и синхронный ответ от них обоих: "на правах старшего". Когда же он, обиженно восклицая, вопрошал, почему никто не осмеливается обрушить стремительный удар ладони уже на меня, они с ухмылкой замечали, что "это другое". Вот уж действительно, какая умора! И всё-таки я не мог не признать, что Владимир – мастер разрядить тяжёлую атмосферу в доли секунды, в этом ему не откажешь. О и ещё чуть не забыл вместе с нами в пути находился Юрий, но, оставаясь верным себе, он ни разу за всю дорогу не произнёс ни слова. Честно говоря, это начинало немного напрягать…
Приехали, — произнёс Афанасий, глуша мотор Нивы.
— А? Почему сюда? — вопрошал Андрей, указывая пальцем на маленькую деревянную церковь, выглядевшую, мягко говоря, скромно. Вместо роскошного золотого купола её вершину венчал простой деревянный шатёр, а на фасаде красовалась не изящная фреска, а облупленная, сыплющаяся штукатурка. Здание находилось в удручающем состоянии. — На Изумрудной ведь есть огромный монастырь!
— Андрей, — строго цокнул Владимир, оборвав племянника. Тот, явно осознавая опасность споров с дядей, предпочёл промолчать, открыл дверцу машины и вышел на улицу.
Затем, следуя его примеру, мы дружно выскочили за пределы Нивы и, в едином строю, направились к церквушке. Когда мы отворили её скрипящую дверь, нас встретила небольшая кабинка, в которой продавалась религиозная атрибутика: свечи и кресты, раскинутые по столикам с небрежной, но трогательной простотой. Эти свечи, словно выстраданные, были сварены с молитвой, а кресты, немного кривые и неровные, явно вырезанные руками священнослужителей, несли на себе отпечаток их глубокой веры и трудной работы. Заметив нас, один из трёх свяшенников отвлёкся от молитвы, и открыв дверь зашёл в свою кабиночку.
—Здравствуйте, можно шесть свечек. Произнёс Андрей вперёд нас, словив на себе недоумевающие взгляды не только батюшки, но и двух бомжей сидящих за лавкой, а затем повернулся на нас с выражением лица: "неужто я и здесь накосячил".
—Конечно! Добродушно отозвался священник и назвав сумму в сто двадцать рублей, протянул нам свечки. Пошастав по карманам Андрей, нашёл монетки и протянул их через окошко.
Затем, взяв по свече и установив их в подсвечники у иконы Богородицы, наша бригада погрузилась в молитву, каждый на свой лад. Если быть честным, ту часть про церковь я ляпнул не задумываясь, и лишь оказавшись здесь осознал, что совершенно не умею молиться… В прошлой жизни я числился католиком, но ни разу не переступал порог храма, да и вероисповедание своё принял исключительно благодаря семейной традиции — все в клане Rocci придерживались католицизма. Оглядевшись в поисках подсказки, как это делается, я заметил мужчину в рясе. Он стоял на коленях, склонившись перед огромной иконой. Что-то в его силуэте показалось мне до боли знакомым, будто из глубины памяти выплыло давно забытое воспоминание. Интуиция буквально кричала, что я должен заговорить с ним. Скорее всего, это было предчувствие, но вокруг него витала странная аура — нечто далёкое от образа священнослужителя, скорее солдата, закалённого временем и битвами. Противиться этому зову я не решился. Подойдя ближе, я положил руку ему на плечо, отвлекая от молитвы. Обернувшись, он предстал передо мной человеком, абсолютно не похожим на обычного священника: бритая голова, полное отсутствие растительности на лице и стеклянные голубые глаза, холодные, словно льдинки