Законы жанра. Том 2
Шрифт:
— Если это так важно, почему ты просто меня не заставишь?
— Потому что я не хочу? — предположил он. — Или потому, что такие решения человек должен принимать самостоятельно?
— Ладно, я подумаю обо всем этом, — пообещала я.
— На самом деле, тебя не отпустит, пока ты этого не сделаешь.
— Что не отпустит?
— Сама знаешь. Сюжет. Это тот штрих, которого не хватает для завершения картины.
— А ты готов завершить?
Он пожал плечами.
— Твоя история была мне очень интересна. Но есть и другие
— Это тоже шутка для понимающих?
— Для узкого круга, — подтвердил он.
— Но ты хотя бы напишешь мне хэппи-энд?
— Нет.
— Почему?
— Я не верю в хэппи-энды, — сказал он. — В жизни хэппи-эндов не бывает. История может закончиться пышной свадьбой, или сокрушительной победой, или научным открытием, которое перевернет картину мироздания, но в жизни после этого всегда есть что-то еще. А потом что-то еще. А потом что-то еще, и так до тех пор, пока жизнь не закончится. А у тебя, судя по наследственности, есть хорошие шансы прожить очень-очень долго.
— Значит, никаких хэппи-эндов?
— Никаких хэппи-эндов.
— И дальше я буду решать сама?
— На самом деле, ты и так все время решала сама, — сказал он.
— Но ты хотя бы не будешь подбрасывать мне новых врагов?
— Полагаю, они найдут тебя сами. Или ты их. А может быть, ты проживешь длинную спокойную скучную жизнь и счастливо встретишь старость в окружении многочисленных внуков. Будешь сидеть с вязанием в кресле-качалке и рассказывать им истории из своей молодости, не все, разумеется, а только те, которые можно рассказывать детям, а они все равно не поверят и между собой будут обсуждать, что бабушка-то уже в маразме.
Я фыркнула.
— Да, я тоже особо в это не верю, — сказал он.
— Значит, я должна вернуться и разрулить все сама?
— Ты справишься, я в тебя верю, — сказал он, и мне снова захотелось его стукнуть.
Мы немного помолчали.
— Может быть, все-таки кофе? — спросил он.
— Ладно, давай.
Он зашел в дом и через пару минут вернулся, неся по чашке в каждой руке. Вторым заходом он вынес сахарницу и ложки.
Кофе оказался неплохим.
— Сколько томов хоть? — спросила я. — Или мне такое знать не положено?
— Шесть.
— Подаришь один, чтоб было что на каминную полку поставить? — спросила я. — Можно первый, чтобы без спойлеров.
— Э… Боюсь, на каминную полку ставить нечего.
— В каком смысле?
— Технический прогресс победил, — сказал он. — Книги в бумаге больше не читают. Ну, то есть, остались еще какие-то любители, которые про запах типографской краски и все такое, но большинство читает в цифре. Да я и сам, в общем-то.
Он постучал пальцем по планшету.
— Могу показать, если интересно.
— Интересно, — сказала я.
И
Книг действительно было шесть, и на каждой из шести обложек была изображена женщина, которую можно было спутать со мной только со спины или в темноте. И все они были совершенно разные и непохожие друг на друга. У одной, например, было шесть рук.
— Художники не готовы с тобой работать больше одного раза?
— Это нейросети нарисовали, — сказал он. — Трудно добиться повторяемости результата.
— Я уж вижу, — сказала я и ткнула пальцем в обложку шестого тома. — У меня не такие. Они меньше и одинаковые.
— И эта претензия снова уходит к нейросетям.
— Названия тоже они придумали?
— Нет, это я сам.
— Серьезно? Почему принцесса-то?
— Ну, это типа шутка такая. «Знаешь, говорят, в каждой женщине есть принцесса.» — «Да? И где она в Боб?» — «Где-то там».
— Смешно, — сказала я.
— Ночь темна и полна принцесс, — сказал он. Наверное, это была еще одна шутка для узкого круга.
— Хорошо хоть читают?
— Средне. Проблемы с целевой аудиторией. Мальчики в большинстве своем не любят читать про девочек. А девочки, в большинстве своем, любят читать про девочек, но другое.
— Принцы, белые лошади, вот это вот все?
— Скорее, брутальные боссы, властные ректоры, злобные самодержцы, драконы…
— Драконы?
— Лучше не углубляться, — сказал он.
— А что насчет вампиров?
— Они устарели.
— Понятно. А если средне, то нафига шесть томов?
— Мне нравится, — сказал он.
— Надеюсь, несмотря на это, ты сможешь удержаться от седьмого.
— Может быть когда-нибудь… — сказал он. — Интересно будет посмотреть, как у тебя идут дела в будущем.
— Ты меня тогда хоть как-нибудь предупреди, — попросила я. — Чтобы я была готова к очередной порции фигни.
— В тот день, когда это случится, если это вообще случится, где бы ты ни была, я отправлю тебе букет красных роз.
— Не люблю розы.
— Тогда ты этот букет точно ни с чем не перепутаешь. И еще там будет записка.
— И что в ней?
— Пусть это станет для тебя сюрпризом.
— Не люблю сюрпризы.
— Еще немного, и ты начнешь понимать мой творческий метод.
— Да что там понимать-то. Берешь какого-нибудь случайного бедолагу и начинаешь набрасывать на него лопатой.
— Уже близко.
— А что будет, если ты набросаешь слишком много и бедолага сломается?
— Его урок наверняка научит нас чему-то важному. Или не научит. Но обычно такого не происходит, потому что я чувствую грань, за которую переходить не стоит.
— Хорошо, наверное, жить в реальном мире, где ничего такого не происходит.
Он ухмыльнулся.
— Порой у нас начинает твориться такая дичь, что я начинаю думать, будто сюжеты для нашего мира пишет Том Клэнси. Или Пелевин. Или они оба по очереди.