Закрытый перелом
Шрифт:
— Антон, ты так всегда интересно говоришь, — повернулась к нему Таисия. — Но ужасно непонятно. Знаешь одно, видишь другое, почему?
— Это я тебе позже объясню, — усмехнулся Антон.
— Ой, что я вспомнила, сейчас расскажу, — всплеснула руками Таисия. — Только, Антон, ты не смейся. Значит, так… Сегодня утром мне Ирка позвонила, мы с ней всегда утром перезваниваемся, но обычно я ей звоню, потому что у них начальник строгий, хотя она мне все равно тоже звонит. Но это неважно. Ирка меня спрашивает: "Чего в обед делаешь?" Мы с ней в обед часто вместе куда-нибудь ходим, ну так, по магазинам. Денег, конечно, нет, но зато все посмотришь, а Ирка еще
— И все гуманисты, — вставил Антон.
— Подожди, дай договорить, — отмахнулась от Антона Таисия.
— Где я остановилась?
— В ГУМе. У фонтана, — подсказал Виктор.
— Правильно, — кивнула головой Таисия. — Так вот у Ирки есть муж ее двоюродной тетки. Кем же он тогда Ирке приходится?
Таисия озадаченно смолкла.
— Двоюродный дядя, наверное, — сказал Виктор.
— Какой же он дядя, когда он муж, — горячо возразила Таисия. — Впрочем, это неважно. Главное, что этот теткин муж на космос работает. Он какое-то открытие совершил, вот как Виктор. Так он такое рассказывал…
Таисия умолкла с таинственным видом, но никто ее не переспросил и она, не выдержав, шепотом сказала:
— Будто наши космонавты в космос летали и встретили их космический корабль, а в нем через иллюминаторы видели своих родных, которые уже умерли.
— Чепуха, — сказал Сергей. — Этого не может быть. И потом есть такой рассказ у Рэя Бредбери.
— Кто знает? — рассудительно сказал Антон. — Это описано не только у Бредбери, но и у Лема в "Солярисе", так что тема волнующая.
— Получается, что загробная жизнь — это реальность? — спросил Виктор.
С тех пор как они сели за стол, Люся почти не смотрела на Виктора, только вежливым кивком головы благодарила его, если он предлагал ей что-нибудь из еды, но теперь она повернулась к нему, и глаза их опять встретились. Ощущение единства с Люсей у Виктора на сей раз было не таким острым, как тогда, в передней, но он вновь почувствовал веяние той радостной, но пока еще зыбкой тайны, которая уже существовала между ними. Люся улыбнулась Виктору и спросила с искренней заинтересованностью:
— А вы, действительно, совершили открытие?
— Действительно, — ответил Виктор. — Открыл закрытое. А ведь у нас же все разделено на закрытое и открытое. Бывает, например, открытая улыбка, открытое письмо. Я недавно открыл для себя, что закрываю глаза, когда целуюсь.
— И я, — сладко потянулась Таисия.
— Но это только мое открытие, для меня, а другие открывают, что быстрее скорости никуда не поедешь или что одноклеточные как-то странно мигрировали в период палеозоя, или что металл при определенных условиях становится мягким, как воск, а третьи открывают заседание и решают, что считать открытым, а что закрытым. Даже переломы и то бывают открытыми и закрытыми…
— А откуда у вас эти маски? — спросила Люся.
— Я лично против того, чтобы автор развешивал свои работы в своей квартире, устраивая из из жилья художественный салон, — сказал Антон. — Но в данном случае имейте снисхождение к хозяину и моему другу.
— Это все ваше? — Люся с любопытством посмотрела на Виктора.
Опять их глаза встретились. И если во время первой встречи ее глаза сказали молча: "Вы мне нравитесь…", то сейчас они сказали: "Мне с вами интересно…"
И снова радостное ощущение общей тайны охватило Виктора, но это было уже ощущение не зыбкой, как мираж,
— Это, пожалуй, не маски, — ответил Виктор Люсе, — а лица… Человеческие лица… Впрочем, разве наши лица — не те же маски, которые только условно отражают наши чувства. Удивишься — и брови полезли вверх, огорчился — и уголки губ опустились… Я бы рассказал вам, Люся, что я хотел выразить каждой маской, но лучше вы сами посмотрите и скажите свое мнение, а потом мы сравним, насколько это совпадает с тем, что задумано… Бывает же так, что достаточно посмотреть друг на друга и все понять… Так и маски мои молчат… То ли дело министр песен, взял гитару и запел? Верно, Антон?
Все повернулись к Антону.
— Ой, Антон, спой, пожалуйста, — захлопала в ладоши Таисия. — Про желтого цыпленка, а?
Антон встал из-за стола, взял гитару и сел на тахту. Остальные приготовились слушать, развернув стулья в его сторону.
Антон перебрал несколько аккордов, то ли проверяя настройку гитары, то ли настраиваясь сам. Запел он негромко, но очень чисто и с затаенной болью и грустью:
Неудержимо наступает старость,Она — не просто иней седины,Не только предвечерняя усталостьИ умиротворяющие сны.Нет, здесь какая-то иная сложность,Смешение понятий и начал:На место смелости приходит осторожность,Которой раньше ты не замечал.В противовес вчерашнему задире,Всех вызывающего на войну,Иные качества мы ищем в мире:Спокойствие, надежность, тишину.В этом месте Антон, вздохнув, распрямился. Голос его окреп и летел в завораживающем ритме гитарного боя:
Вот так за летом наступает осень…А может просто плюнуть и уйтиВ прямолинейность подмосковных просек,Разбрасывая листья на пути?А может счастье именно вот в этом —В чуть пожелтевшем золоте дубрав?Шагать по лунным пятнам до рассвета,Вбирая горьковатый запах трав…Нельзя!..Антон оборвал песню на верхней ноте, и тишина зазвенела его застывшим криком и застыли лица за столом, и застыли маски на стене, и, казалось, что пауза будет вечной, но Антон, как с обрыва, словно в падении, переходящем в парящий полет, закончил песню:
… ведь много на земле осталосьНесделанных и очень важных дел…Неудержимо… наступает старость…И ничего ты толком…Не успел…Молчание первой нарушила Марина:
— А может счастье именно вот в этом, в чуть пожелтевшем золоте дубрав… — задумчиво повторила она и вздохнула. — Знаешь, Антон, после твоих песен сразу хочется жить и работать.
Было заметно, что Марине непросто говорить эти слова, как будто горьковатые на вкус, да и на остальных песня произвела сильное впечатление.