Закулисная история
Шрифт:
– Я сейчас кому-то покажу болтики-гаечки! – возмутилась Люба и замахнулась на Никиту энциклопедией. – Между прочим, Михалков зовет меня сниматься в новый фильм, что будешь делать, если я соглашусь? – женщина хитро прищурилась. – Трудно совмещать театр и съемки у самого Михалкова.
Никита признал поражение и, встав перед Румянцевой на колени, взмолился:
– Любочка, милая, я же пошутил! Ты незаменимая актриса! Ты – рычаг, мотор и колеса нашего театра, только не уходи!
Дети засмеялись. Им нравилось беседовать с творческими людьми, ведь беседа была непосредственной, а главное – артисты общались с ними на равных, как со взрослыми, без наигранной жалости и сюсюканья. Поначалу актеры замечали испуганные и угрюмые взгляды, многие ребятишки стеснялись,
Все это время Катя ни на шаг не отходила от Даши. Правой рукой девочка крепко держалась за ее руку, а левой сжимала новенькую куклу. Даша пока не знала, как сообщить ей, что куклу придется вернуть. Она с виноватой улыбкой глядела, как девочка баюкает куклу и укрывает её полотенцем, как кладет ей в рот соску и заплетает косички.
Воспитатели бросали на Катю удивленные взгляды, а удивляться было чему: впервые на их памяти девочка не втягивала голову в плечи, будто хотела укрыться от людей, как страус прячется в песок. Это вжимание вошло у Кати в привычку и стало сказываться на осанке. Но сейчас плечи девочки были расправлены. Катя производила впечатление довольного жизнью ребенка, а все потому, что рядом с Дашей почувствовала себя в безопасности. Видя улыбку девочки, Даша тоже улыбалась, и ей не хотелось принимать решение. В то же время Даша понимала, что будет предательством с ее стороны смалодушничать и, как сказала Кристина, сознательно подвергнуть Катю опасности. Наконец, Даша решилась. Она начала разговор издалека.
– Катя, если дети попросят у тебя куклу, ты дашь им поиграть?
– Они не попросят. Они отберут.
– Почему ты так думаешь?
Катя напряженно глядела на куклу. Ее улыбка погасла, пальчики непроизвольно сжались в кулачки.
– Катюша? – Даша тронула ее за плечо. – Почему?
– Они всегда так делают, – прошептала Катя и отвернулась, пряча глаза, полные обиды и слез.
И тут Даша поняла: восьмилетняя Катя не хуже семнадцатилетней Кристины знала, что ее ожидает после отъезда гостей. Вот почему девочку не интересовали спектакль и беседа с артистами! Катя понимала, что у нее никогда не будет своей куклы. Она хотела вдоволь наиграться за проведенные здесь годы и за годы, которые еще предстоит пережить здесь.
Даша ничего перед собой не видела – слезы застилали глаза. Внутри у нее будто что-то сломалось. Наверное, она оказалась психологически не готова приехать сюда и узнать то, что узнала. Даша попыталась вспомнить, когда в последний раз звонила родителям в Нижний Новгород. Потом подумала о своем детстве: утром мама будила ее в школу, но никогда не готовила завтрак и не целовала на прощание, как делали мамы одноклассниц. Дашу это огорчало, хотя она понимала, что мама торопится на работу. Расстраивало и то, что младшему брату доставались дорогие игрушки, у него не было обязанностей, а с нее спрашивали, как со взрослой, уже в десять лет. Даша обижалась за несправедливые упреки и насмешки над ее главной мечтой – стать актрисой. Она дулась, сердилась, по целым дням не разговаривала с родителями, а кто-то отдал бы жизнь, чтобы хоть на день обрести семью.
А как весело Арсентьевы праздновали Новый год! Всей семьей готовили салаты, наряжали елку и жгли бенгальские огни. Даша обходила десятки магазинов в поисках подарков, но настоящее удовольствие получала, когда мастерила подарок своими руками, пусть это было по-детски. Ох, как же поспешила Даша вырваться в Москву из-под родительского крыла! Как ценны мгновения, которые мы проводим с мамами, папами, братьями, сестрами, бабушками и дедушками! Они не просто дороги, они бесценны, но в минуту расставания мы не думаем о будущем и не придаем значения мелочам. Мы отмахиваемся от родительской заботы и раздражаемся по пустякам, транжирим сокровищами, которыми не обладают другие дети. Счастье, если можно в любой момент обнять родителей, пожаловаться им на усталость и несправедливость мира. Но как быстро
– Почему ты плачешь? – спросила Катюшка.
Даша вытерла слезы и через силу улыбнулась.
– Я не плачу, солнышко. Сядь ко мне на колени, я тебя обниму.
– А можно Соня тоже сядет?
– Соня? – Даша оглянулась на девочек, которые собирали мозаику с Любой Румянцевой. – Соня – это твоя подружка?
– Соня – это кукла! – с улыбкой пояснила Катя.
– А-а, вон оно что…
Так они и просидели в обнимку до вечера – Даша, Катя и Соня.
Время пролетело незаметно, и когда настала пора прощаться, дети столпились у автобуса. Они не хотели отпускать артистов.
Даша протянула Кате клочок бумаги.
– Это мой адрес и номер телефона. Звони в любое время.
– Нам не разрешают звонить, – чуть слышно ответила Катя. Ее голос дрожал. За один день она полюбила Дашу так сильно, как за восемь лет не смогла полюбить никого в этом доме.
– Водитель ждёт! – поторопил Никита.
Даша смотрела по сторонам и думала: «Где справедливость? Почему дети живут в захолустном районе с серыми домами? Почему они отнимают друг у друга игрушки?» Даша провела день за МКАДом, но казалось, будто она побывала в параллельном мире. Да, жизнь прекрасна и за МКАДом, если есть дом, в котором тебя любят. Но если это детский дом, то мы от него отворачиваемся, стараемся не замечать и делаем вид, будто его не существует. Каждый думает: «Почему именно я? Пусть поможет кто-то другой!». Но если не поможешь ты, не поможет никто, все будут проходить мимо бабушек, с трудом передвигающих ноги; детей, роющихся в мусорных баках; мимо самой жизни.
– Ты больше не приедешь? – всхлипнула Катя. – Никогда-никогда не приедешь?
Даша молчала, а её сердце бешено колотилось, глаза щипало от слез. Она чувствовала, что расплачется, если произнесет хоть слово. Не было сил отвечать, не хватало смелости поднять взгляд и сказать ребенку что-нибудь на прощание.
– Даша, ждем только тебя! – крикнул Никита уже из автобуса. – Поторопись, если не хочешь добираться домой на попутках!
Даша бросилась к автобусу, нонепотому, что боялась опоздать. Она бежала, потому что больше ни секунды не могла глядеть в это милое личико.
Когда автобус тронулся с места, Даша облокотилась на спинку сидения и включила музыку. Но перед глазами то и дело всплывало заплаканное лицо Кати, а в ушах вместо музыки звучал ее голос, спрашивавший: «Ты больше не приедешь?»
***
– Это не дети, а волчата! – воскликнула Юля, наутро выслушав Дашин рассказ о поездке в приют.
Девушки сидели в лекционной аудитории. Вокруг было шумно, и они могли не опасаться, что кто-нибудь услышит их разговор.
– Такое чувство, будто перед глазами повесили картинку, и я не вижу ничего, кроме нее, – прошептала Даша. – Я помню Катины крики… И гадаю, отобрали у нее куклу или нет. – Она потерла покрасневшие глаза.
– Дашка, ну ты чего? Успокойся.
Юля понимала, что банальное «успокойся» не поможет, но не знала, как поддержать подругу. Она не забыла Дашины истерики из-за неудач в театре; помнила ее зареванную в конце первой сессии – тогда экзамены едва не довели до нервного срыва обеих; переживала за Дашу, когда та сходила с ума от одиночества в съемной квартире. И всегда Юля приезжала, выслушивала и помогала добрым советом. Но сегодня ее слова не действовали.
– Юль, я всю ночь не спала – думала о том, что детей выдают жесты и взгляды.