Заложник
Шрифт:
Такой вот ещё мне «кусочек пазла» в общую картину этого мира. Особенно пикантен он в той связи, что Наблюдательный Совет, если мне не изменяет память, был создан только пятнадцатом веке… Ну, над всем этим можно будет подумать и позже.
В общем, мучился я долго. Почти отчаялся. Почти уже собирался согласиться с тем, что проиграл, что не вышло. Вздохнул, плюнул, сформировал недостающую конечность просто из воды, как уже раньше формировал дополнительные руки на прошлом занятии, встал с её помощью и хотел, было, пойти к себе в общагу ждать «перезагрузки», как… подумал, что, может быть, стоит дать себе ещё одну попыточку?
Тем более, конструкт водяной уже был сформирован. И был он максимально точной внешней копией ранее существовавшей моей же ноги. Я просто «втянул» в неё весь тот фарш, что ещё оставался подо мной. «Втянул», максимально уплотнив его, максимально точно вогнав в границы созданного конструкта. А потом закрыл глаза. И сосредоточился не на форме, не на том, как там в ней, что из чего должно состоять и как работать, а на памяти. На своих ощущениях ноги. На том, как я её чувствовал, когда она у меня была.
Я концентрировался на этом так, как никогда раньше ещё ни на чём не концентрировался. До тех самых пор, пока… эти ощущения не стали казаться мне реальными, как сама реальность.
Знаете, если бы я открыл глаза и увидел не живую целую ногу, а тот же самый «фаршерованный водный конструкт», то, пусть и удивился бы, но даже не расстроился. Меня бы устроил и такой вариант, так как, если что-то «Выглядит, как утка, плавает, как утка, крякает, как утка — то, почему бы этому и не быть уткой?»
Ведь, что было в результате? Я мог стоять на этом конструкте. Мог свободно двигать и управлять им. Этот конструкт обладал достаточной силой для прыжков, приседаний, ударов и даже танцев. Его ощущения ничем не отличались от ощущений живой ноги. Тактильная чувствительность была чуть ли не выше, чем раньше.
Так, чем же он был бы хуже ноги настоящей? Только лишь тем, что при утрате нужного уровня концентрации, был риск того, что он снова станет водой и стечёт вниз, на землю? Хм, так ведь вернуть его — дело нескольких секунд!
Но, открыв глаза, я увидел не конструкт, а ногу. Живую плоть.
Я, к этому моменту, был уже настолько вымотан, и физически, и ментально, и морально, что даже не удивился. Хмыкнул удовлетворённо, выслушал скупое одобрение Катерины и потопал к себе в общежитие, ложиться спать и готовиться к новой «итерации».
* * *
Глава 23
* * *
Адлер за прошедший год практически не изменился. Точнее, Сириус: всё ж, этот район — это не сам Адлер, а всего лишь Адлерский район. Но, не важно. Не стоит быть буквоедом.
Огромный почти пустой вокзал, построенный специально к прошлой Олимпиаде, огромные открытые пространства, Олимпийский парк, пальмовые аллеи, фонтан чуть ли не прямо под ногами… Он здесь устроен прямо в середине лестницы, спускающейся от выхода из вокзала к парку. Вода течёт прямо по ступенькам, специально сделанным из нержавейки, на которую насыпана мелкая галька. Красиво и, когда сверху смотришь, и когда снизу: такие переливы солнечного света — загляденье.
А воздух… Дышать здесь — особое удовольствие. Но, правда, только здесь, а не на пятьдесят метров правее или назад. Там две крупных трассы сразу: одна
А местные именно так и живут. Сириус — вообще, местечко интересное. Здесь есть чёткое разделение на туристическую зону и ту часть, где живут местные, эту зону обслуживающие. И зоны эти практически не пересекаются. Границей разделения как раз и служит эта федеральная трасса.
В туристической зоне: простор, чистота улиц, зелёные насаждения, подстриженные газоны, аккуратные домики и целые жилищные комплексы на несколько кварталов, огороженные трёхметровым сетчатым забором, море, парки, аттракционы, крутые красивые машины, самокаты, велосипеды, резиновые беговые дорожки, красивые магазинчики и кафешки, яхты и прогулочные катера… А в части местных: горы, теснота, дома, налепленные один на другом и под другим, высоченные глухие заборы и бетонные стены, видимость не дальше тридцати метров, пробки и теснота транспорта с, временами, полностью исчезающими пешеходными дорожками (так как тротуарами это назвать язык не повернётся), густая неухоженная зелень и не самые приветливые лица.
И это ещё самая близкая, самая цивилизованная часть, самые низкие горы. Дальше — и горы выше, и ущелья глуше, и кто, как там живёт, по каким правилам — то уже только Писателю ведомо.
Но в туристической зоне здесь хорошо. Здесь сдаётся и продаётся всё. И всё покупается. Сюда можно вовсе без чемоданов и вещей ехать. Достаточно иметь только деньги в толстом кошелке или на тонкой карточке, либо вовсе на электронном счету, привязанном к телефону. И у тебя сразу появится всё: и крыша над головой, и машина для перевозки твоей туристической задницы, и сменная одежда, и еда… А не хочешь утруждаться или не имеешь водительского удостоверения — да и не надо! Сами и отвезут, и привезут куда надо, и ещё сотню баек в пути расскажут. В общем: «Здесь под каждым ей листом был готов и стол, и дом»… пока деньги не кончатся. Что происходит с теми, кто не уследил, и обнулил-таки свой счёт, я как-то даже представлять не очень хочу, не то, что проверять!
Но, в целом, город мне нравился. Именно поэтому, приезжаю сюда уже второй раз. Люблю честные отношения. А деньгами расплачиваться, в конечном итоге — получается дешевле всего. Гораздо дешевле, чем силами, здоровьем, вниманием или отношениями.
Приехали, заселились, собрались, да пошли погулять знакомыми уже местами, по Олимпийскому парку. Красивый он. Просторный. Погулять есть где. Оглянуться не успеешь, как уже и ночь — спать пора. Спа-а-ать…
Я вылез из знакомой, но, однако же, не успевшей ещё осточертеть ванны, потянулся, принял короткий злой контрастный душик, оделся и вышел в общую гостиную к так же вышедшей уже Алине.