Заманчивая мишень

Мюррей Уилл

Пуля обнажила розовато-серую массу мозга. Она вяло пульсировала. Электрокардиограф начал выписывать дрожащую синусоиду, сопровождаемую частыми гудками.

– Плохо дело, да?
– со слезами в голосе спросил агент.

– Принимаемся за работу, - угрюмо сказал Пауэрс, надев перчатки и взяв скальпель.

Он осторожно сдвинул окровавленные волосы. Все ахнули, а врач мучительно поморщился: рана оказалась больше, чем можно было предположить.

Электрокардиограф вдруг загудел - негромко,

непрерывно, жутко. Медсестра сказал:

– Ровная линия.

– Оживите его!
– выкрикнул один из агентов.

– Успокойтесь, - отозвался Пауэрс.

– Мы не можем его потерять!

– Очень сожалею. Он умер.

Чьи-то сильные руки схватили Пауэрса за плечи.

– Спасите этого человека!
– хрипло произнес кто-то с ожесточением.

– Его невозможно спасти, черт побери! Третья часть мозга превратилась в пульпу. Если я верну его к жизни, он будет увядшим растением. Вы этого хотите?

Никто не ответил. Руки, сжимавшие плечи врача, одна задругой разжались. Агенты, не стесняясь, плакали. Один из них почему-то мерно колотил кулаками по белой кафельной стене, покуда она не окрасилась кровью.

Прикрыв чистой простыней неподвижное тело, оскверненное насилием, доктор Кевин Пауэрс был способен лишь тупо думать, что вошел в историю.

Однако ему тоже хотелось от безысходности молотить по стене трясущимися кулаками.

Журналисты и толпа любопытствующих прождали еще часа два возле госпиталя на холодном декабрьском воздухе. Никаких сообщений. Из-за отсутствия фактов рождались слухи. Они становились все безрадостнее, и надежда на то, что Президент выживет, потихоньку умирала.

Небритый мужчина в летных очках и бейсбольной кепочке то и дело твердил: "Сегодня я стыжусь быть американцем. Стыжусь быть американцем". С его замерзших пальцев свисала видеокамера. Время от времени он снимал ошеломленные лица.

В начале третьего часа Пепси Доббинс выскочила из такси и стала протискиваться сквозь толпу. Все стояли, как овцы, обратив взгляды на верхний этаж зданий. Кое-кто склонял голову в печали или молитве.

Пепси протиснулась к воротам госпиталя, которые охранялись стоявшими навытяжку полицейскими с каменными лицами. За ней следовал оператор с камерой.

– Пропустите! Я Пепси Доббинс.

– Вход воспрещен.

Девушка отчаянно заспорила.

Над зданием раздался шум вертолета. Все взгляды обратились вверх. Пепси, чтобы лучше видеть, сделала шаг назад.

Большая оливково-зеленая с черным машина величественно опустилась на крышу госпиталя и скрылась из виду. Меньше чем через сорок секунд она поднялась снова и величаво полетела в сторону аэропорта.

– ВМФ-1, - прошептал кто-то.
– Вертолет Президента.

– Может, он жив, - произнес другой.

–

А может, его тело переправляют в Вашингтон, - уныло откликнулся третий.

Пепси резко обернулась к полицейским и спросила:

– Куда отправляют Президента?

– Обратно в Вашингтон, - безжизненным голосом ответил один из них.

– Я требую аудиенции у директора госпиталя!
– заявила журналистка.

– Весьма сожалею.

– Требую сведений.

– Вы знаете то же, что и мы.

– Жив Президент или мертв?

– Неизвестно.

– Начинается утаивание? Да?

– Никакого утаивания, - резко отозвался другой полицейский.

– С чего вы взяли? Значит, вы знаете больше, чем говорите?

– Отстаньте, - чуть ли не хором ответили оба полицейских. Потом сомкнули губы и ничего не выражающими глазами уставились поверх Пепси Доббинс в пустоту.

Девушка пробилась к телефону-автомату и позвонила в вашингтонский отдел новостей АТК.

– Президент скончался.

– На сей раз ты получила подтверждение?

– ВМФ-1 сел на крышу госпиталя и тут же поднялся снова. Полетел в аэропорт.

– Ты уверена, что на борту находится труп Президента?

– Пленку ты видел. Остаться в живых после такого выстрела невозможно. Массачусетский военный госпиталь - один из лучших в стране. Будь Президент жив, его не посмели бы тронуть с места.

– Пепси, материал очень важный, нельзя выходить с ним в эфир без подтверждения.

– Идиот! Хочешь, чтобы Си-эн-эн снова нас обскакала?

– Хочешь опять предстать дурой перед всей Америкой?
– парировал завотделом.

– То была не моя вина. А этого болвана-техника.

– Не клади трубку.

Журналистка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, отсчитывая секунды. На сей раз она не даст себя обскакать. Даже если для этого придется подойти к какой-то из съемочных групп и выхватить микрофон.

В трубке снова послышался голос завотделом:

– Белый дом выступил с заявлением.

– Что же в нем говорится?

– Что Президент сегодня обратится к нации.

– Чушь! Мы все видели, как у него слетела верхушка черепа.

– Белый дом дает понять, что он жив.

– Господи! Это же сокрытие сведений! Ты хоть понимаешь, каким значительным становится этот материал?

– Пепси, не горячись. Возможно, речь шла о вице-президенте. Если произошло самое худшее, Президент теперь он.

– Какие позывные у нашего местного филиала?

– Пепси, не смей выходить в эфир без моего разрешения, как в тот раз в Балтиморе.

– Идет утаивание фактов. А я нахожусь в центре событий.

– Послушай, сделаем вот что. Все торчат возле госпиталя, так?