Замануха для фраера
Шрифт:
Труп Степана обнаружили мальчишки. Этот народец просыпался рано, несмотря на каникулы.
Гешка и Костик еще вчера в обед договорились, что с утра пойдут рыбалить на озеро. Утренний клев – самый верный. Червей они накопали еще с вечера – а как известно, самые лучшие черви живут в навозной куче у палисадника тети Груши, – потому раненько поутру, взяв удочки с пробковыми поплавками и запасясь каждый по краюхе хлеба с солью, бегом направились на озеро.
Гешка уже закинул удочку, когда Костик, выбирая себе местечко получше,
«Пьяный», – подумал вначале Гешка. Мужик лежал лицом в воде и, похоже, не дышал. Через какое-то время до Гешки дошло, что мужик мертвый. А он боялся мертвецов. Бабаня говорила, что они, то есть мертвецы, ежели их вовремя не положить в гроб и не закопать на кладбище, ночами оживают и бродят по улицам, вытянув вперед руки и вылавливая прохожих, чтобы впиться в их шеи своими пожелтелыми гнилыми зубами и испить свежей кровушки. Они, мол, очень любят свежую кровь.
Слава богу – так тоже говорила бабаня – теперь была не ночь, а утро. Но все равно Гешка изрядно струхнул и позвал Костика. Тот, недовольный – у него уже раз-другой клюнуло, – отозвался не сразу:
– Ну, чего тебе?
– Тут мужик в воде лежит. Кажись, мертвый.
– Не заливай, – недовольно ответил Костик.
– Я не заливаю. Не веришь, так сам посмотри, – обиделся Гешка.
Костик подошел и увидел в воде мужика.
– Он что, правда, мертвый? – округлил он глаза.
– Точняк, – заверил его Гешка.
– И чо теперь делать?
– Сказать надо, – резонно ответил Гешка.
– Кому?
– Хромому татарину. Или Володьке белобрысому.
– Ладно, айда, скажем.
Они поднялись к домику сторожа и постучали. Послышался скрип постельной металлической сетки, потом кашель. Затем сторож смачно харкнул, и заскрипели половицы. А потом открылась дверь.
– Щива надэ?
– Там, – Гешка указал рукой в сторону озера, – мужик мертвый лежит.
– Высыплыл?
– Не-е, – протянул Гешка. – Это не тот, который позавчера утоп. Новый.
Старик в упор посмотрел на Гешку, отодвинул его рукой и пошел к озеру, как был, босой, в длинной рубахе и подштанниках.
Мужик лежал в камышах в прежней позе, уткнувшись лицом в воду, и уходить никуда не собирался.
– Билят, – выругался сторож и, зайдя по щиколотку в воду, перевернул труп.
На старика, а вернее, в небо поверх его головы уставились невидящие глаза Степана. Рот его был приоткрыт, а на шее зияла длинная глубокая рана.
– Ох, Алла-ах, – протянул старик и, развернувшись, засеменил к дому. Там, набрав трясущимися руками короткий номер, старик почти заорал в трубку: – Милисыю, дайте мине милисыю!
Следственная бригада уголовки приехала на милицейской «Победе» минут через сорок. К этому времени берег озера был полон пацанвы и старух, которые,
– Отойдите, граждане, – отгонял от трупа мальчишек и старух участковый уполномоченный Коноваленко. – Ну что вам здесь, медом намазано?
Минибабаев был в своем неизменном сером костюме. Костюм был хороший, московского пошива, с твердыми плечами, узкой талией и брюками со стрелками. Очевидно, этот костюм у Минибабаева был просто один-единственный, ибо откуда у оперативника по уголовным делам на его кутарки может быть два хороших костюма?
Он сел на корточки и долго разглядывал труп, записывая что-то карандашом в свой небольшой блокнот. Затем фотограф сделал несколько снимков трупа на свой «ФЭД», и Степана вытащили из воды. Врач из бригады, поколдовав над телом с четверть часа, потерял к нему всякий интерес и отошел в сторонку со скучающим видом. Он явно не выспался сегодня.
– Что скажете, доктор? – обратился к нему Минибабаев.
– Человеку перерезали горло, – просто ответил тот. – Как барану. Были задеты жизненно важные центры, кровеносная артерия, и вместе с кровью ушла жизнь. Обычно это происходит очень быстро и длится от трех до семи-восьми минут.
– Когда это случилось?
– Этой ночью, часа три-четыре назад. Трупное окоченение началось совсем недавно.
– Еще что-нибудь можете мне сказать? – поднялся с корточек Минибабаев, продолжая писать в блокноте.
– Ну что еще… Рана предположительно нанесена хорошо заточенным ножом с большим лезвием, – ответил доктор. – Сама рана прямая и глубокая, с ровными краями…
– И что это значит?
– Это значит, что удар был нанесен твердой рукой, один раз, и, я бы сказал, весьма хладнокровно, – ответил врач.
– То есть, убийство было спланировано заранее? – поднял взгляд на врача Минибабаев.
– Возможно. – Врач немного помолчал и добавил: – Или убийце уже приходилось делать подобное.
– То есть? – насторожился оперуполномоченный.
– То есть, это сделал профессионал, – ответил доктор.
Карандаш Минибабаева запнулся.
Профессионал? Человек, которому приходилось убивать? Тогда какую опасность для него мог представлять пожилой безобидный рыбак, да еще инвалид войны? Он видел что-то, что ему видеть не полагалось, и поэтому был убит?
Что он мог такого видеть? И где?
Он узнал нечто-то такое, что испугало убийцу, и тот решил разделаться с рыбаком? Вот только, что же такого мог знать обыкновенный рыбак?
Минибабаев перевернул блокнотную страницу и быстро записал на чистом листке:
1. Выяснить максимум возможного про убитого рыбака.
2. Прояснить по минутам, чем занимался убитый в последние дни.
Закончил писать, поднял голову и посмотрел на сторожа: