Замедленное падение
Шрифт:
Фамилия у детей была материнская — Грочек. И за все двадцать два года жизни Паулю ни разу не пришло в голову выяснить, какую фамилию они с сестрой носили бы, зарегистрируй отец отношения с их матерью…
А оказалось — всё так, да не так.
Их отец и в самом деле не имел права заводить семью. Только вот не военным он был, а сотрудником секретного предприятия по производству ребакта.
Из этого следовала ещё одна «любопытная» деталь: сотрудникам упомянутого предприятия строжайше запрещалось покидать его территорию. Ильса ни разу не видела отца, а стало быть, он не появлялся в доме Гертруды с тех пор, как поступил на секретную службу — с года рождения дочери. Родственников
«Я — пробирочный?»
— Да какая разница, — шептала Ильса, обнимая за плечи ошеломлённого брата, — ну есть же всякие технологии для этого дела, ЭКО, к примеру, и ничего в них нет страшного и противного. Тебя же не клонировали, а нормально зачали, ну подумаешь, дистанционно…
Пауль сдавленно хмыкнул — а скорее, всхлипнул, уткнувшись носом в плечо сестры. Он был нисколько не против высокотехнологичных способов воспроизводства. Вот только уверенности в том, что его биологический отец — действительно Арнольд Ланге, у него почему-то не было. Несмотря на поразительное сходство между ним и сестрой. Что-то было не так. Он это чувствовал. И потом он получил жуткое косвенное подтверждение своим подозрениям — когда мать и Ильса в одночасье заболели и разорвали друг друга в клочья. Сам же Пауль не то что не заболел, он в это время просто мирно отсыпался после ночного дежурства — и проснулся только от грохота кресла, которое обезумевшая Гертруда швырнула через всю комнату, целясь в свою страшно искореженную мутациями дочь.
Нейрочума обошла его стороной. Смертельный вирус, уничтожающий человечество, пощадил его.
Он — не человек.
3.2
Дневник Анны Лестер
Запись 2. Апрель 2008
Адам заболел. Сильный жар, озноб, тошнота. Мне кажется, он простудился. Предложила поставить ребакт — ему-то можно. Странно посмотрел на меня, но согласился. Сейчас спит. Давно уже спит. Я даже волнуюсь. Уж очень давно спит.
Проснулся. Лихорадка прошла. Но что-то не так. Не могу понять, что.
Рассказал, что во сне говорил с отцом. И не может понять, в самом деле говорил или приснилось. Идри сказал, что мы идём не туда. Что надо спуститься ниже и повернуть назад. Прямо на 180 градусов повернуть. И тогда мы выйдем куда нужно. Я была бы рада подсказке. Но что если это всё-таки просто сон?
Дневник Роальда Ругге (выдержки)
5 октября 1993
Начались проблемы. Вернер заболел. Вчера ночью он вдруг закашлялся, да так, что его несколько раз вырвало кровью. Дрейк осмотрел его, сделал анализы. Никаких вирусов или бактерий. Дали антибиотик, изолировали до утра. Ребакт пока решили не тратить, посмотреть, не поможет ли а/б. А В. ночью взбесился и разодрал медицинскую палатку. Рычал, глазные яблоки вращались независимо друг от друга. Странные симптомы. Какой-то неизвестный нейровирус? Дрейк не знает. Вкололи транк., подействовал как-то странно. Не сразу. И не полностью. Никогда не видел, чтобы человек под такой дозой ещё дёргался.
Утром проснулся вроде бы вменяемым. Вольф распорядился вести его дальше связанным. Подчинился. Но смотрит на нас как-то нехорошо. Или мне уже мерещится?
Нашли спуск на 4, но сегодня остались на месте. Спускаться с таким Вернером Вольф не рискнул.
Апрель 2008
Айви,
А никак. Не кидается — пока не кидается — и будь рада.
— Идём? — жизнерадостно спросил щеночек, поднимаясь на ноги и закидывая на плечи рюкзак.
— Ты чего такой довольный? — не выдержала Айви, глядя на него снизу вверх.
— А чего мне недовольным быть? — удивился Адам. — Вот вчера я недоволен был, да… Ни попить, ни поесть. А сегодня наелся как следует, сил прибавилось, не тошнит — жизнь прекрасна! Пойдём уже!
— Да уж, и правда — как мало человеку для счастья надо! — фыркнула Айви. — Пойдём… Пока жизнь опять плохеть не начала.
— Что у нас по направлению? — бодро поинтересовался Адам.
— Примерное я вычислила, — сказала Айви с сомнением. — Но по сути уже понятно — выдержать его мы не сможем. Поэтому просто идём куда идётся. И надеемся на случай или на помощь.
— То есть ты… Не доверяешь моему сну? — тихо уточнил Адам.
Айви остановилась и, прищурившись, уставилась на парня.
— А ты сам доверяешь, что ли?
— Не знаю, — Адам сник. Погас, как фонарик, в котором разрядилась батарея. Айви сообразила: он-то верит, что отец приходил поговорить с ним и помочь… А она своими сомнениями — здравыми сомнениями! — разбивает эту веру.
— Ну ладно, давай проверим, — неохотно выговорила она. — Всё равно не знаю, куда идти. Так почему бы и не попробовать пойти назад?
— Давай, — Адам снова повеселел.
Айви стало не по себе — ещё больше не по себе, чем было до этого. Если окажется, что якобы указанный ему отцом путь заведёт их в какую-то ловушку, парень, даже если выживет, явно окончательно утратит почву под ногами. А он и так…
— Смотри! — вскрикнул вдруг щеночек и чуть не вприпрыжку поскакал вперёд.
— Чёрт тебя, да погоди ты!.. — Айви рванула за ним. Что там ещё…
Адам затормозил на пороге очередного святилища и обернулся. Глаза его горели восторгом — видно было даже сквозь очки. Айви подошла ближе и направила луч фонаря в широкий дверной проём.
— Ох ты!..
Это святилище отличалось от всех, что они видели раньше. Здесь не было статуй людей или эорда. Этот зал был посвящён Незримым.
Адам, задрав голову и стиснув фонарь двумя руками, переходил от одного постамента к другому. На шестиугольных каменных колоннах высотой примерно в два с половиной метра стояли, сидели, лежали скульптуры самых причудливых форм, изображающие существ, неописуемых в своей отвратительности и при этом вызывающих ощущение почти нестерпимой, преступной гармонии.
Многоглазые головы, многопалые конечности. Головы гладкие и покрытые выростами — щупальцами, волосами? Тела шарообразной формы, тела вытянутые наподобие сосиски, тела плоские, как листы картона… Разнообразие форм поражало, но некоторые общие черты можно было заметить абсолютно у всех существ: разрез глаз — миндалевидная форма, изящно приподнятые внешние уголки; тонкие «пальцы» с тремя фалангами — хотя количество самих пальцев могло варьироваться от трёх до шести, причём у одной особи на разных конечностях могло быть различное их число; и странное, необъяснимое сходство «выражений лиц». Все статуи, кого бы они ни изображали, словно смотрели на пришельцев сверху вниз с сочувствием и отеческой снисходительностью.