Замедленное падение
Шрифт:
Адам надолго замер у одной из колонн. Айви подошла ближе и посмотрела вверх. На шестиугольной площадке лежало что-то вроде улитки-слизня с тремя парами конечностей по бокам — две трёхпалые и четыре четырёхпалые «руки» свисали по бокам колонны, будто неведомое существо устало и бессильно припало к камню постамента. Яйцеобразной формы голова с четырьмя глазами, узким безгубым ртом и четырьмя выростами на месте носа была приподнята так, будто существо вынырнуло из дрёмы, разбуженное каким-то шумом снизу.
— Идри, — полувопросительно произнесла Айви.
— Да, —
— А чего это ты решил именно сейчас её снять? — насторожилась Айви.
— Так он попросил, — Адам беспомощно оглянулся через плечо. — Говорит, давно меня не видел, попросил показать лицо…
— Он с тобой говорит? — Айви ощутила, как по загривку прокатилась холодная волна, и отступила от колонны. — Вот прямо сейчас?
— Ну да. Говорит. Сказал, что рад видеть.
— Я не слышу, — Айви старалась, чтобы её голос звучал нейтрально, не напряжённо — но понимала, что ни черта у неё не получается.
— Сейчас, — сказал Адам не своим голосом. И Айви услышала.
— Сложно распознать истину. Сложно поверить себе. Опасно верить себе. Но и не верить опасно.
На эордианском. Глухим голосом со странным тембром. Голос исходил не от Адама. Он шёл… Отовсюду.
Айви шарахнулась от колонны и едва не сшибла спиной стоящий позади высокий канделябр.
— Осторожнее! — вскрикнул Адам. — Не бойся! Всё хорошо!
Но Айви не слушала — она пулей вылетела из святилища и остановилась, со всхлипами переводя дыхание, только шагах в тридцати от входа.
— Ну чего ты, — Адам показался в проёме, укоризненно глядя на неё. — Они ведь к нам по-хорошему…
— По-хорошему? — взвизгнула Айви. — Как к лабораторным мышам? Пока до нас очередь на опыты не дошла, можно и покормить, и погладить?!
— Айви, Айви, — успокаивающе заговорил Адам, медленно и осторожно подходя ближе, — не надо пугаться. Они ведь не все такие. Не все жестокие… как фашисты какие-нибудь. Есть и такие, конечно. Но не все. Ведь и люди не все хорошие. Кому, как тебе, этого не знать. Но ты же от всех людей поголовно не шарахаешься…
Айви, не моргая от ужаса, смотрела, как он приближается — и отчаянно пыталась сдвинуться с места. Она понимала, со всей ясностью видела — в глазах, в голосе, в походке: к ней сейчас подходит не Адам. Но некая сила будто бы приклеила её подошвы к земле — и склеила губы, не давая вытолкнуть из себя ни звука.
— Не подходи! — зашипела она наконец — и поняла, что сказала это по-эордиански. Адам дёрнулся — и замер на месте. Ошеломлённо заморгал.
— Что?..
Айви с облегчением выдохнула.
— Ничего. Всё в порядке. Пойдём скорей отсюда.
Следующие два часа они просто молча
— Побудь здесь.
Сбросив рюкзак на пол к стене, она подождала, пока Адам, не выказывая ни малейшего недовольства или удивления, усядется рядом с ним, и зашагала по коридору, не оглядываясь, но напряжённо прислушиваясь к происходящему за спиной. Адам приказа не ослушался.
Войдя в круглый зал с тридцатью тремя колоннами, Айви сразу же поняла, что поступила правильно. Здесь ждали именно её — одну.
За центральным алтарём, лицом ко входу, стояла статуя Белой Матери с вытянутыми вперёд и сложенными ковшиком ладонями. В них лежало нечто, напоминающее недоразвитый эмбрион. Айви не разбиралась в тонкостях внутриутробного развития человека, но предположила, что плод развит примерно наполовину. То есть после рождения нежизнеспособен.
Осторожно приблизившись к статуе, Айви заглянула под каменные складки капюшона.
На неё глянули печальные и понимающие глаза Джун Лестер.
Айви отшатнулась, луч фонаря метнулся вбок. Неловко ступив, она подвернула ногу и вскрикнула от боли. Крик заметался под сводами зала, искажаясь, дробясь на отдельные ноты и снова складываясь — в печальную мелодию, выводимую тоненьким женским голосом, словно кто-то плакал о давней, но ещё кровоточащей в сердце потере.
— Спи, мой лучик солнца,
спи под каменным одеялом,
искупаю тебя в моей крови,
чтобы ты стал сильным и смелым…
Айви выронила фонарь и зажала уши. Ударопрочный корпус выдержал, свет не погас, но удар металла о камень разбил наваждение. Голоса стихли. Айви опустилась на пол, нашарила откатившийся фонарь. Ощупала лодыжку — ничего страшного. Посидела с полминуты, медленно вдыхая и выдыхая. А что дальше? Посмотреть в глаза правде — или с позором сбежать?
— Мама?..
Айви поднялась во весь рост и шагнула к статуе, задрав голову — до спазма в мышцах, чтобы не позволить себе трусливо опустить взгляд.
И через несколько мгновений с облегчением выдохнула, сорвавшись на протяжный дрожащий стон.
Показалось…
У статуи было человеческое лицо, это правда. И глаза действительно смотрели печально и сочувствующе. Но она не была похожа на Джун — точнее, она была похожа на всех человеческих женщин сразу, на всех, кто когда-то терял своих детей, рождённых или так и не успевших сделать первый вдох. Одна женщина смотрела в лицо другой, которая если и не стала ещё её сестрой во скорби, то уже понимала — скоро это произойдёт.