Замерзшие поля
Шрифт:
— Я подумаю.
Через несколько дней они сидели на скамье в розарии.
— Я подумала, — сказала донья Фаустина. — Ездить больше не будем.
— Хорошо, — ответила Карлота.
Ближе к концу года донья Фаустина перестала вставать с постели, ожидая рождения ребенка. Она удобно возлежала на старой продавленной кровати. Впервые за несколько месяцев Элена подмела всю комнату. Но даже когда пол был чист, вонь от мусора, копившегося так долго, по-прежнему висела в воздухе. В городе Карлота купила колыбельку, у горожан покупка
Когда настал срок, Элена и Карлота пришли в комнату помогать родам. Донья Фаустина не вскрикнула ни разу. Младенца обмыли и положили к ней.
— Мальчик, — улыбнулась ей сверху Элена.
— Разумеется, — ответила донья Фаустина, давая ему грудь.
Элена спустилась на кухню рассказать Хосе хорошую новость.
Тот мрачно покачал головой.
— Во всем этом что-то недоброе, — пробормотал он.
— В чем — этом? — резко спросила Элена.
— А отец кто? — поднял голову Хосе.
— А это — секрет доньи Фаустины, — самодовольно ответила Элена, точно это был ее секрет.
— Да. Мне тоже так кажется, — многозначительно произнес Хосе. — Мне кажется, что отца-то и нет, если хочешь знать мое мнение. Я думаю, ребенка она прижила от Дьявола.
Элена пришла в ужас:
— Бесстыжий! — закричала она. — Да как ты можешь такое говорить?
— Есть причины, — зловеще ответил Хосе. И больше никаких разговоров не заводил.
В пансионе жизнь шла своим чередом. Минуло несколько месяцев. Ребенка назвали Хесус Мария, он рос изумительно здоровым.
— Un torito, — сказала Элена, — настоящий бычок.
— Разумеется, — ответила донья Фаустина. — У него сила тридцати семи… — Но тут на Карлоту напал неистовый кашель, заглушивший конец фразы. Элена же все равно ничего не заметила.
Снова закончился сезон дождей, настали ясные дни солнечного света и зеленой листвы. Хосе опять отправился в сад за фруктами — в основном, приходилось нагибаться и проползать под висячими стенами лоз и лиан. И вновь он проделал тропу к водоему и остановился на краю, рассматривая мощеный спуск — и тут увидел чудовище: оно как раз скользнуло к воде и скрылось в глубине. Челюсть у Хосе отвисла. Вырвалось лишь одно слово:
— Caim'an!
Несколько минут он стоял неподвижно, вглядываясь в темную воду. Затем осторожно пробрался по краю водоема к тому месту, где в прошлом году нашел тропу. Та полностью заросла. Никто не подходил к пруду много месяцев; сейчас уже и сказать было нельзя, существовал ли когда-то в массе зелени какой-то проход. К дому Хосе вернулся тем же путем, что пришел.
Это же позор, думал Хосе, что такая тварь живет на земле у доньи Фаустины. Он решил поговорить с нею немедленно. Хозяйка беседовала на кухне с Эленой. По его лицу она сразу поняла: что-то не так, — и, вероятно, опасаясь, что он собирается сказать как раз то, что он и сказал минуту спустя, постаралась
— Пойдем наверх. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, — сказала она, подойдя к нему и потянув за руку.
Однако Хосе был чересчур возбужден. Он даже не заметил, что она до него дотронулась.
— Сеньора! — воскликнул он. — В саду — крокодил!
Донья Фаустина посмотрела на него с неизбывной ненавистью.
— Что это ты говоришь? — тихо спросила она, и в ее голосе звучала забота — точно со стариком нужно было обходиться помягче.
— Огромнейший кайман!Я его видел!
Элена опасливо посмотрела на него.
— Он заболел, — прошептала она донье Фаустине. Хосе услышал.
— Заболел! — презрительно расхохотался он. — Пойдем со мной и подождем немного. Я тебе покажу, кто тут заболел! Пошли!
— В саду, говоришь? — недоверчиво переспросила донья Фаустина. — Но где?
— В большом пруду, сеньора.
— В пруду? В каком пруду?
— Сеньора не знает о пруде? Там, внизу, за садом есть пруд. Si, si, si, — твердил он, видя, какое лицо стало у Элены. — Я там бывал много раз. Это недалеко. Пойдем.
Поскольку Элена уже готова была снять фартук и принять приглашение, донья Фаустина сменила тактику.
— Прекрати молоть чепуху! — прикрикнула она. — Если ты заболел, Хосе, ступай в постель. Или ты пьян? — Она шагнула к нему и с подозрением принюхалась. — Нет? Bueno.Элена, сделай ему горячего кофе и через час дашь мне знать, полегчало ему или нет.
Но у себя в спальне донья Фаустина начала беспокоиться.
Сбежали они вовремя. Карлота сомневалась, следует ли им вообще уезжать.
— Куда ж мы поедем? — жалобно спрашивала она.
— Не думай об этом, — отвечала донья Фаустина. — Подумай лучше о полиции. Надо ехать. Я знаю. Сила тридцати семи мне без толку, если я отмахиваюсь от того, что они мне говорят? А они говорят: мы должны уехать. Сегодня же.
Когда они уже сидели в поезде под парами, окруженные своими корзинами, донья Фаустина поднесла Хесуса Марию к окну и помахала его крошечной ручкой городку.
— В столице ему все равно будет лучше, — прошептала она.
В столице они приехали в меблированные комнаты, и на следующий день донье Фаустине пришла в голову мысль наняться в ближайшую комисарианадзирательницей. Ее телосложение, а также то, как она сообщила лейтенанту, что никого не боится, произвели впечатление на тех, кто с нею беседовал, и после разных экзаменов ее приняли на службу.
— Вот увидишь, — сказала она Карлоте, вернувшись в тот же вечер в приподнятом настроении. — Отныне нам не о чем беспокоиться. Нам ничто не повредит. У нас новые имена. Мы новые люди. Главное для нас — только Хесус Мария.