Замерзший
Шрифт:
– Предоставь мне возможность встретиться с Титусом, - говорю я Бруно.
– У меня есть предложение.
– Он не заключает сделок со Жнецами.
– Даже если они знают, как открыть «Комнату Свистов и Жужжаний»?
Бруно сжимает губы и вытаскивает меня из очереди. Я смотрю через плечо на команду, и Сэмми подмигивает мне, когда меня уводят. Между нами есть незавершенный, затяжной спор, но я знаю, что он видит те же перспективы в том, что я делаю, и на этот раз это здорово иметь поддержку.
ДВАДЦАТЬ
– МОЯ ДВЕ’Ь ЗА ВАШУ СВОБОДУ?– повторяет Титус, после того как я сделал предложение.
– Таков план.
– Откуда мне знать, а вд'уг ты соби’аешься отп’авить сюда еще больше Жнецов?
Я даю ему такой же ответ, какой он дал Бри, когда она противостояла его людям:
– Тебе просто придется довериться мне.
Титус чешет затылок.
– Не у'ерен, что смогу это сделать.
– Мы не с ними, и я могу тебе это доказать, когда мы откроем дверь. Мы думаем, что возможно «Комната Свистов и Жужжаний» является комнатой управления.
Он перебрасывает кинжал из одной руки в другую.
– И если я прав, то мы сможем внести измерение в трансляцию камер. Обезопаситься от них, чтобы твои люди могли спокойно выходить на поверхность. Вы сможете даже уйти отсюда, если захотите.
– Конечно, мы сможем уйти. Вот почему мы и хотим отк'ывать ее. Это единственный выход.
Я чуть не рассмеялся, но выражение его лица осталось суровым.
– Титус, то, что находится за дверью, не выведет вас из Бурга.
– Наши исто’ии гласят, что Звон ‘азнесся в день, когда п’ишли Жнецы, - говорит он.
– За несколько минут до их п’ибытия. Как п’едуп’еждение. Как будто она знала.
– Совпадение.
– Она защитила нас.
– Это просто комната.
– А Стена, по кото’ой ты хочешь, что бы мы взоб’ались, - п’осто лестница к огненной сме’ти, - отрезал он.
Нет смысла спорить. Я не смогу изменить его мнение — по крайней мере, пока дверь не будет открыта. Может тогда я смогу его убедить, что я не с Орденом. Может, он даже присоединится к нам, сделав это путешествие не бессмысленным. Но до тех пор...
– Хорошо. Сделка все еще в силе. Дверь за нашу свободу, не более. Мне нужно выйти на поверхность, чтобы собрать материалы для Клиппера.
– Почему мальчик не может сделать это са’остоятельно?
– спрашивает Титус.
Я откидываюсь на свой ящик, пытаясь казаться равнодушным.
– Он может. Они заметят его, Жнецы. Они наблюдают за этим местом. Ты знаешь это. Вот почему вы выходите только ночью. А Клиппер не придерживается тени, как я. Если вы хотите кого-то невидимого, как ваши Мусорщики и Охотники, тебе надо послать меня.
– С'ажи, что тебе надо и мои люди это достанут.
– Я не узнаю об этом, пока не увижу.
Титус подбрасывает кинжал в своей ладони.
– Ты видишь здесь этот кинжал, Жнец? Я люблю его больше всего на
–
Он демонстративно держит его, нанося удары в воздух.
– К чему ты ведешь?
Его глаза сужаются.
– На самом деле, у меня не возникает п’облем с его п’именением и я хорошо им владею. Если ты не ве'нешься своев’еменно, та твоя девушка будет ме’тва.
Мне это не нравится, но у меня нет другого выбора.
– По ‘укам, - говорит он.
– Заключим сделку на к’ови. Ты быст'о возв’ащаешься или ее жизнь будет п’инадлежать мне. Потом, когда я пойму, что две’ь отк’ыта и никакие Жнецы не п’идут сюда, я позволю твоим мужчинам уйти.
Он сжимает лезвие в кулаке и быстро отпускает, раскрывая свою ладонь. Бруно берет у него кинжал и проделывает то же самое с моей рукой. Оружие настолько острое, что я едва чувствую порез, пока внезапная боль не раскаляет мою ладонь.
– Мы догово’ились?
– спрашивает Титус с протянутой рукой.
Я могу согласиться на все это, кроме последнего требования. У меня нет контроля над Орденом, я не могу гарантировать, что они никогда сюда не придут. Но зачем им делать это? Они не заинтересованы в этом месте. И мне нужна сумка, находящаяся под виселицей. Мне нужно поговорить с Ксавье и Бо, организовать альтернативные планы эвакуации, в случае если у Клиппера возникнут проблемы с дверью.
Таким образом, я протягиваю ладонь к руке Титуса, и мы пожимаем руки.
Бруно вручает мне тряпку, чтобы я обернул ее вокруг моей кровоточащей ладони, и кожаный мешок, такой же, какой я видел у Мусорщиков. Затем он ведет меня к единственному лестничному пролету, находящемуся сразу за комнатой Титуса.
– Не медли. Он на самом деле п’ольет ее к’овь без колебаний.
Но я уже понял это, и я поднимаюсь по лестнице, не произнеся ни слова.
Я толкаю дверь в подвал и выхожу в темный переулок. Луна освещает снег как солнце водную гладь. Я моргаю, временно ослепший после целого дня в тускло освещенных туннелях.
Запах жизни является волнующим: коры еловых деревьев, растущих где-то неподалеку, даже замерзшей грязи на которой я стою. Да и снег, кажется, богат на сенсации. Такое впечатление, что я проснулся от дурного сна и заново живу. Я не знаю, как Титус довольствуется тем, что держит своих людей запертыми под городом, которые живут как кроты, когда они могли бы жить здесь.
Я делаю глубокий вдох и холод обжигает мои легкие. Как быстро я забыл о нем.
Луна светит намного ярче, чем в тот день, когда мы проникли в Бург, и без снегопада, мешающего видимости, мне становится все видно. Что означает, что камеры тоже могут меня засечь. Я наглухо застегиваю куртку и насколько возможно низко натягиваю шапку, а затем крадусь по переулку.