Замерзший
Шрифт:
Впереди две фигуры шныряют между домами. Мусорщики. Я жду, когда большое облако закроет луну, и несусь к виселице. Мне требуется некоторое время, чтобы найти непрочно закрепленную доску. Я пинаю ее и убеждаюсь, что сумка Клиппера здесь, холодная на ощупь.
Долю секунды я размышляю, а не рвануть ли мне до Стены. Я мог бы слетать быстро туда и обратно и рассказать команде о нашей ситуации лично. Но моя идея может быть воспринята Титусом по другому, и я не могу рисковать жизнью Бри.
Облако смещается, и лунный свет прорывается на землю, я хватаю сумку и ныряю в близлежащее здание школы. Опасаясь, что камеры расположены внутри комнаты, я втискиваюсь между
Я отложил все, что, как мне кажется, Титус может конфисковать: небольшой ножик, который компактно складывается, фонарик, которым можно кого-то ударить, посатижи, которые только грозные на вид, но в остальном безвредные. Навигатор. Еду и воду. Провода и компьютерные чипы, аккумуляторы и все виды технологического оборудования, которые, как я думаю, должны помочь Клипперу вскрыть «Комнату Свистов и Жужжаний», я перекладываю из сумки Клиппера в мешок, который дал мне Бруно. Потом я стягиваю ботинок и ножом отрезаю кусок стельки. Я складываю нож и засовываю его в ботинок и опять их надеваю. Когда я встаю, я чувствую его под своей пяткой. Довольно неудобно так передвигаться, но я собираюсь сегодня освободиться из плена, и он мне понадобится.
Я выглядываю в окно и гляжу в сторону Стены. Я представляю, как Эмма накручивает прядь волос вокруг пальца — она всегда так делает, когда волнуется. На долю секунды мне становится интересно, а Сэмми тоже сейчас думает о ней, и эта мысль заставляет мой желудок скрутиться.
– Что ты де’аешь здесь?
В дверях стоит фигура. Я прищуриваюсь и узнаю в ней парня, который до этого задел Бруно, жалуясь на две работы. Его руки по локоть в крови.
– Я мог бы спросить у тебя то же самое. Разве ты не должен охотиться?
Он фыркает.
– Мы с Паком завалили оленя. Я ‘аспотрошил его. Он пошел за мелкой дичью.
– Но не ты?
Парень пожимает плечами и молча проходит мимо меня, попутно беря небольшую книгу из щели между подоконником и стеной.
– Немного темновато для чтения, ты так не думаешь?
– Я читаю, когда мне п’едоставляется возможность и сейчас именно тот момент, когда я могу это сделать. Ниже читать не позволяется.
– Титус не...
– Нет. Моя ма меня научила, потому что ее ма научила ее, и так далее и так далее, потому что кто-то когда-то умел, только этого человека уже давно нет.
– Он проводит ладонью по обложке.
– Мне действительно не нужно читать больше — я уже получил все эти знания — но мне н’авится п’иходить сюда по ночам и из-за чего я ‘ано п’ек’ащаю охотится, только чтобы п’ийти сюда. Так я не забываю.
– Не забываешь, как читать?
– спрашиваю я, потому что я не думаю, что это то знание, которое можно забыть, когда не в состоянии тренировать его.
– Нет, - говорит он, косясь на меня.
– Я не хочу забывать то, что в них написано. Это дневник. Какой-то девушки. Она пишет о том, что она видит каждую ночь, во сне: ми’, больше Бу’га, с го’ами и океанами, и землями. Там, где нет никаких войн. Где ме’твых хоронят на кладбищах и где люди гуляют д’уг с д’угом, а их дети к’утятся под ногами. Она видит это все, когда взби’ается на Стену. Ей снится это каждую ночь.
– Он смотрит на дневник в своих руках.
– Я хотел бы поблагода’ить ее. Она де’жит меня в зд’авом уме. Каждый день мне п‘иходится возв’ащаться назад и я знаю, что это дневник находится здесь, и я смогу ве’нуться и заново пе’ежить ее сны.
– Почему ты говоришь мне все это?
Он на мгновение кривится.
– Жнец ты или нет, но ты
– Да, - отвечаю я, хотя мир за Стеной Бурга далеко не такой мирный, как в дневнике сновидений.
– Ты тоже можешь его увидеть. Если перелезешь.
– Я пытался однажды сделать лестницу, - говорит он, качая головой, - но Титус п’ознал п’о это, унюхал и до без чувств избил мою ма. Так что я сделал кое-что поменьше, что легче сп’ятать. Отпилил ‘учку сломанных вил — их зубцы сгибались так сильно, что они могли бы быть более полезны для стягивания чего-либо, чем для ‘аз’ыхления сена — и я п’ивязал к ней ве’евку. С хо'ошим б’оском я мог бы, наве’ное, зацепиться за ве’хнюю часть Стены и подняться, но мне... Мне ст’емно.
– Мы, может быть, скоро уйдем, - говорю я ему.
– Ты бы мог пойти с нами.
– Да. Возможно.
– Но его голос не звучит убежденным.
– Мы также можем остаться, в зависимости от того, что мы найдем в «Комнате Свистов и Жужжаний». В любом случае я предлагаю тебе остаться с нами. Ты ничем не обязан Титусу.
Он рассеянно проводит рукой по корешку дневника. Вздохнув, я хватаю мешок, лежащий у меня в ногах, и направляюсь к двери. Я потратил впустую слишком много времени.
– Как тебя звать?
– окликает он меня.
– Грей.
– Я Блейк, но все зовут меня Блик*.
– Почему так?
– Потому что я все в’емя недовольный. Потому что я ненавижу Бу’г и эти тоннели, и свою ‘аботу, и свою жизнь.
– Я начинаю размышлять, что имя действительно подходит ему, когда он добавляет: - Но я не понимаю п’ичем тут уныние и без’адостность, когда желаешь чего-то лучшего. Надеешься на что-то хо’ошее.
Я быстро ему улыбаюсь и выныриваю наружу, избегая идти по переулку. Прежде чем толкнуть дверь в подвал, я делаю глубокий вдох. Ветер гуляет по земле, поднимая снег, закручивая его и бросая. Снежинки танцуют, пока ветер не стихает, а затем город становится неподвижным, как памятник. Только лунный свет и облака, и каркасы зданий.
Я думаю о Блике и дневнике, о том, что эти маленькие слова, написанные там, совершенно незнакомым человеком содержат в себе то, что внушило ему надежду, когда остальные не видят ничего, кроме своего негатива. Столько силы в этих словах. Столько сил в этих снах.
И я спускаюсь по лестнице, выключая за собой мир.
*Прим. переводчика: Bleak (анг.) - унылый, безрадостный, суровый, мрачный, печальный, тусклый
ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
БРУНО С КАЗОМ ВЫВОРАЧИВАЮТ мой вещевой мешок на стол Титуса, чтобы покопаться в его содержимом. Они ворчат, тыкают пальцами и бормочут, задавая вопросы друг другу. Титус, в конце концов, кивает своим людям, и они запихивают содержимое обратно в мешок. Бруно поворачивается ко мне и начинает досматривать меня, похлопывая мою рубашку и штаны. Он проверяет каждый карман, но не догадывается снять с меня ботинки.
– Мальчик завт’а пе’вым делом займется две’ью, - говорит Титус. – Сейчас же, Б’уно убе’и этого Жнеца с моих глаз.
– Подожди. Я сначала хочу увидеть Бри.
– Ты здесь, и ты не медлил. Ее не т’огали.
– Я бы все таки хотел убедиться в этом.
– Ах, - сказал Титус, лукаво улыбаясь.
– Может ты таким об’азом хочешь ее сам пот'огать?
Моя челюсть сжимается.
– Пусти меня к ней или Клиппер не откроет дверь.
– Возможно, я также должен дать тебе несколько одеял, - глумится Титус.
– Чтобы ты смог пожить в ‘оскоши.