Заметки графской любовницы
Шрифт:
Отношения наши я, даже не помышляя о том, что меня могут обмануть, особо не скрывала. Даже выставляла напоказ. Ну потому что — а чего скрывать, когда все замечательно? Стоило вспомнить, и против воли щеки все же слегка потеплели от стыда. О нас знали тогда все соседи и, конечно, все у кого были девицы на выданье завидовали самой черной завистью. А я только рада была! Пусть завидуют. Конечно, когда зависть по понятным причинам превратилась в злорадство, я пересмотрела свои взгляды.
Пока все шло хорошо, родители меня полностью поддерживали, ведь дочери обедневшего барона составить партию городскому аристократу было большой честью. Сейчас уже
Мама подговаривала меня скорее скрепить наши отношения и очень надеялась, что я скорее понесу. Отец делал вид, что не слышит этих разговоров, но молча поддерживал. А я просто была счастлива, что мои чувства взаимны, и жалко мне не было. По-хорошему, он меня даже не уговаривал.
И когда Альф уехал, само собой, не женившись на мне, моя репутация была разрушена. А заодно и репутация сестер. Авансом, так сказать! И вот тут-то так неосторожно разогретая в том числе, надо признаться, и моим собственным поведением зависть окружающих обернулась против меня. И оказалось, что родители все это время были против моего распутного поведения, но не смогли удержать меня из-за моего дурного нрава. Они так упорно это повторяли всем, что, кажется, в конце концов поверили в это и сами.
Но рассказывать об этом не хотелось. Мне до сих пор было немного неловко и от собственной наивности, в общем-то, вполне объяснимой и возрастом, и воспитанием; и еще больше — от амплуа жертвы. Если бы у меня была цель разжалобить, я бы с удовольствием рассказала эту грустную историю о несчастной любви и обманутых ожиданиях, представляя себя самой жертвенной жертвой обстоятельств и чистой детской наивности! Благо, даже особо и придумывать ничего не надо, и еще бы приукрасила — должна же от этой истории быть хоть какая-то польза?
Но с графом… Мне почему-то хотелось быть в его глазах более умной. Не хотелось, чтобы он меня жалел, как какую-то неудачницу.
— Я вела распутный образ жизни и родители хотели отправить меня в монастырь, чтобы уберечь репутацию сестер, — ответила я в конце концов, сощурив радостно глаза.
Да, так звучит лучше! Настроение сразу как-то поднялось.
— Прям-таки распутный?.. — удивился мужчина, и его жившие своей жизнью брови изогнулись волной.
— Ну, у меня было три любовника! — слегка приврала я, — И я не могла выбрать за кого лучше пойти замуж. Один был чудесным подкаблучником, другой побогаче, а третий — более титулованный. Тут очень сложно выбрать, понимаешь? — я посмотрела на него обреченным взглядом, и он булькнул смехом, тут же снова пытаясь натянуть серьезное выражение лица, — В общем, они в итоге узнали друг о друге, и я вообще осталась без хотя бы одного жениха! Представляещь? Ни одного! А все же знают, что должно быть хотя бы два. Как же без запасного-то варианта? А у успешной женщины должно быть минимум три варианта на выбор! — я грустно покачала головой, — Теперь вот самой себе приходиться выгрызать и деньги, и титул…
Я повертела в руках дольку яблока, пытаясь понять, влезет ли в меня еще хоть кусочек. Как забавно получается. Я постоянно расчетливо говорю правду. А сейчас вот… вру от чистого сердца? Мне ведь от графа ничего, по сути, не надо.
Я застыла на мгновение поражено, удивляясь собственному ходу мыслей.
А,
Виль улегся всем корпусом на стол, и притянул меня ладонью за затылок ласково, но настойчиво. Кажется, это должно бы был быть не так уж и неожиданно, но почему-то я удивилась настолько, что не могла пошевелиться, не зная, как ответить. Мысли в голове заметались дергано и суетливо.
Что ответить?.. Что ответить? Надо же как-то ответить?!
Ответить хотелось — хотелось обвить его руками, растрепать тугую косу, согреть похолодевшие руки теплом его тела. Но надо, наверное, отстранить его? Надо же, да? Зачем мне это все — только головной боли прибавится! Мне работать надо, а я тут задушевные разговоры веду, чаи распиваю и жду скорее ласки и поцелуев. Я ведь хотела этого. С самого начала, только и хотела.
Нет, надо было все-таки гнать его сразу! А не ждать подвигов от своей силы воли. Это какое-то дурное лицемерие по отношению к себе самой. Дать рассудку право решить, а потом самой же дразнить себя соблазном. Что бы что? Чтобы потом сказать, что пыталась, но обстоятельства были сильнее? Этих обстоятельств могло бы и не быть, если бы я вела себя последовательно.
Нет, все-таки дура.
Меня хватило только на то, чтобы положить ладонь ему на плечо в какой-то до смешного жалкой попытке отстранить. До слез хотелось поцеловать его по-настоящему, и чтобы он меня поцеловал, притянул ближе…
Но он отстранился. Уткнулся лбом мне в лоб, ловя взгляд и не выпуская его.
— Ну что?.. Разве я тебе не нравлюсь? — как-то жалобно спросил он, и это совсем не сочеталось с уверенным взглядом.
Как будто бы он сам не знал ответа? Мне казалось это таким очевидным, что вопрос звучал словно издевка. А еще не к месту в голове закрутились переживания о том, что он поцеловал меня потому, что я сама охарактеризовала свое поведение как распутное. Разве можно похваляться таким перед мужчиной? Я сказала это в шутку, но ведь очевидно, что большинство мужчин предпочло бы принять ее за намек!
Я бы никогда не рискнула так пошутить перед мужчиной раньше, кроме, разве что, Орхана, так отчего же сейчас ляпнула, даже на секунду не задумавшись?!
Я тряхнула головой, выметая чепуху из головы. Нет. Во-первых, относить его поцелуй к моим неосторожным словам точно не стоит, ведь целовал он меня и раньше. Во-вторых, опыт общения с Вилем подсказывал, что мое чувство юмора он все же понимает. Не стоит себя накручивать. Это же граф Виль!
Он целует по двум причинам: потому что хочет или когда надо запудрить кому-то мозги.
Пудрить мне мозги, вроде бы, на данный момент смысла нет. Я не выставляю ему никаких претензий, не злюсь на него и ничего не требую… Никакой пользы от моего расположения в обществе пока тоже нет. Так что скорее всего ему просто захотелось поцеловаться. И сложно было не догадаться по моей не такой уж категоричной реакции раньше — да и сейчас! — что я, в общем-то, не против.
И в таком случае самым лучшим, что я могла сделать — это дать ему категоричную, однозначную реакцию — расставить наконец границы. Да, его внимание очень и очень льстило, а еще успокаивало. Граф привлекал меня, и мысль о том, что я его тоже, что я не одна мучаюсь — не могла не успокаивать.