Заметки о любви
Шрифт:
– В смысле, ты можешь обжечься?
– Нет, – утомленно отвечает Приянка, но ее глаза уже начинают блестеть, как всякий раз, когда она думает об Алексе. – В смысле, все становится ярче и радостнее. И любовь согревает тебя изнутри.
– Как и пицца, – говорит Мэй, и в этот раз Приянка шлепает ее по руке.
– Ты понимаешь, о чем я. Просто обещай мне, что будешь открыта всему новому.
Сама того не сознавая, Мэй вдруг понимает, что думает о видео, которое отправила Хьюго У. и о том, как легко ей было отвечать на его вопросы. Она делает
– Обещаю.
Похоже, Приянка довольна ее ответом. Она берется за ручку и вылезает из машины. Мэй делает то же самое. Они торопливо обходят машину спереди и обнимаются.
– Я люблю тебя так же сильно, как пиццу, – шепчет Приянка в ухо Мэй, и та смеется.
– Счастливого пути!
Приянка отступает назад и долго смотрит на подругу.
– И тебе.
Вплоть до этого самого момента Мэй чувствовала некоторые сомнения. Но сейчас ее вдруг осеняет: они обе знают, что она будет делать.
Распрощавшись с Приянкой, Мэй обходит дом и застает на крыльце бабулю, которая в последнее время любит тут прикорнуть. Бабушка открывает глаза, когда Мэй вприпрыжку поднимается по старым деревянным ступеням.
– И вот их осталось двое, – драматично вздохнув, говорит бабуля. – Поверить не могу, что Приянка сбегает отсюда раньше нас.
Мэй смеется.
– Осталось совсем чуть-чуть.
– Пять дней. Но кто считает?
Они пытались уговорить бабулю остаться у них насовсем, убедить, что за городом ей будет спокойнее. Но она ясно дала понять, что не нуждается в отдыхе, и сейчас, поправившись, бабуля настаивает на том, чтобы поскорее вернуться в свою квартиру в Нью-Йорке.
– Знаешь, чего мне будет не хватать, когда я уеду отсюда?
– Трепать нервы моим папам?
Бабуля смеется.
– Нет.
– Сожженного кофе?
– Нет.
– Тогда чего?
– Тебя.
Мэй улыбается.
В это время на улицу из-за угла въезжает красная машина, точь-в-точь как у Гаррета, и на секунду Мэй думает, что, может быть, это он. Но Гаррет, конечно, давно уже уехал.
Бабуля, словно читая мысли Мэй, говорит:
– Ну, как ты? Справляешься?
Даже забавно, думает Мэй, что об этом ее спрашивает человек, который недавно прошел четырехнедельный курс индукционной химиотерапии, чтобы вылечиться от острого миелоидного лейкоза. Но она этого не говорит.
– Да, все нормально.
– Знаешь, чтобы исцелить разбитое сердце, нужно найти новую любовь.
– Никто не разбивал мне сердце, бабуль. Мне кажется, на нем вообще ни царапины. – Мэй думает о том, что говорила ей Приянка, и представляет свое сердце аккуратно упакованным и спрятанным за крошечными щитами. Она косится на бабушку. – Ты когда-нибудь ездила на поезде? Я имею в виду не отсюда до города, а настоящее путешествие.
Бабуля молчит, устремив взор куда-то вдаль.
– Я была чуть постарше тебя, – с легкой улыбкой отвечает она. – Мне было лет девятнадцать, может быть двадцать. Мы с подругой отправились
Мэй подается вперед.
– Что произошло?
– В смысле что произошло? Мы болтали. Мы флиртовали. Мы целовались.
– Целовались?
– Ну конечно! – пылко восклицает бабуля. – Мы были влюблены.
– Нельзя влюбиться за такой короткий срок, – говорит Мэй, думая о том, что вся эта история подозрительно напоминает один из тех старых романтических фильмов, которые так любит ее бабушка.
Бабуля решительно возражает ей:
– Можно. И это случилось с нами. Мы провели вместе весь уик-энд – танцевали, ели и слушали джаз. От счастья кружилась голова. Мы не могли оторваться друг от друга, не могли…
Мэй, дабы избежать дальнейших подробностей, торопливо спрашивает:
– И что потом?
– Мы попрощались.
– Но вы же были влюблены друг в друга?
– Он должен был ехать на военную базу в Техас. Я жила в Нью-Йорке. Как говорят, не судьба. – Бабушка пожимает плечами. – В любви нет магии. Она не может перенести тебя за пределы времени и пространства. Не может что-то исправить. Это просто любовь.
– Но…
– Я влюблялась много раз, прежде чем встретила твоего дедушку. Иногда эти чувства длились долго, иногда нет. Весь фокус в том, чтобы не беспокоиться по этому поводу. Если будешь слишком много думать об этом, любовь просто исчезнет, ты ее упустишь.
– Ну, а что случилось с тем молодым человеком? – нетерпеливо спрашивает Мэй.
– Его убили во Вьетнаме. Мы продолжали писать друг другу открытки вплоть до того самого дня, когда он погиб.
Мэй молчит, никак не может решить, что это – воспоминания или воображение. Очень похоже на правду, но так можно сказать про все ее истории, которые она им рассказывала на протяжении этих лет. Бабуля тоже сидит в тишине, наверное, думая про своего солдата или погрузившись в фильмы, которые крутятся в ее голове. Спустя некоторое время она ставит свою кружку на столик между ними и поворачивается к Мэй.
– Что ж, расскажи мне про эту поездку на поезде.
– Про какую поездку?
– Про ту, по поводу которой ты сомневаешься, ехать или нет.
Мэй удивленно смотрит на бабулю. И выкладывает ей всю историю. Она рассказывает про всплеск боли, который ощутила, увидев тот пост, про видео, которое она отправила через океан в приложении к электронному письму; о том, что почувствовала, вновь пересмотрев свой фильм, – словно она топчется на месте, не в силах понять, как еще ей посмотреть на свою жизнь, и как помог ей Гаррет, сказав «безличный»; о сообщении от Хьюго У. и вопросе, который он задал и который не дает ей покоя даже несколько дней спустя. Когда Мэй заканчивает, бабуля лишь кивает головой.