Замки роз: нерассказанные истории

Снегова Анна

Ему нравится её дразнить.

Милые какие.

Граф продолжает заполнять паузу, даёт мне возможность отойти от первых мгновений робости, за что я ему жутко признательна.

– Мадемуазель Николь сопровождает в поездке свою старшую сестру, Сесиль. Она ещё изволит опочивать?

Напоминание о сестре и вчерашнем разговоре про фаворитов зубной болью ввинчивается в голову, я вздыхаю.

– Д-да… сестрица редко встаёт раньше полудня.

– В отличие от вас, насколько я помню. Позволю себе предположить, что вы еще не завтракали?

Главное сейчас, чтоб желудок не забурчал

предательски. Умоляю его меня не позорить, потому что есть хочется ужасно, качаю головой.

– В таком случае Рин, не составишь ей компанию?

– А ты что же..? – спрашивает девушка и на её лице вижу острое разочарование. Ещё бы, она только что приехала, а её уже оставляют одну. Но в этом весь Винтерстоун – долг прежде всего. Это я уже поняла за время знакомства.

– Должен проследить, чтобы всё было готово к пробуждению гостей, а ещё наведаться в казармы. Да и не хочется мне смущать вас своим присутствием. Зайду за тобой через час. Возвращайтесь в малую гостиную – вряд ли булочки миссис Торнвуд успели зачерстветь, пока мы с тобой… были заняты. Я попрошу Мэри принести свежего чаю.

Даже не хочу задумываться, чем там они были заняты – меня завораживают смены выражений на лице девушки. Сейчас у неё вспыхивают даже кончики ушей.

Рональд целует ей руку, задерживая в своей на мгновение, а потом уходит по лестнице вниз размашистым шагом, и мы остаёмся одни.

Девушка провожает чёрную спину взглядом, хмурится, кусает губы. Очередная смена выражения на её живом лице за какие-то считанные секунды. Я привыкла к хорошо вышколенным бесстрастностью лицам. Такое для меня внове. Завораживает подобная искренность. Я как будто соприкасаюсь с каким-то совершенно другим, новым, неизвестным мне миром. Где люди живут совсем не так, как я думала, единственно возможным способом. А искренне, без притворства, не пряча своих чувств, бесстрашно выставляя напоказ всё, что на сердце.

И это для меня волшебство ещё почище того, что вытворяет Замок.

Ореховые глаза девушки переводят взгляд на меня. Я сжимаюсь на мгновение, как будто она сейчас может прочитать в моих мыслях, что я думала о ней.

Глупости.

Такого не бывает, чтоб кто-то умел читать мысли других людей.

– Вы голодны? – улыбается она милой и чуть-чуть стеснительной улыбкой, и я понимаю, что не одна здесь, кто смущается. – Может, перекусим? И кстати, я – Кэти!

Спустя считанные минуты я вдруг обнаруживаю себя сидящей за маленьким круглым столиком в одной из бесчисленных укромных комнат Замка ледяной розы. Мы пьём чай, едим булочки с корицей и болтаем, как лучшие подруги.

Меня поражает, что Кэтрин, оказывается, вообще не знатного рода, не принцесса, как я себе воображала, и даже не графская дочь. Совсем простая девушка из крохотного городка под названием Локвуд, на краю Бесконечных болот. Я о таком и не слышала никогда.

И её трудно назвать шикарной, или выдающейся красавицей, как леди Эмбер. Вот к той даже подходить страшно, кажется, что она – какое-то неземное существо, ну или сошла прямиком с картины.

Но от этой Кэти ощущение такого тепла, что даже я согреваюсь, оттаиваю, и жизнь перестаёт казаться такой уж грустной.

Особенно после третьей булочки.

Кэти

долго рассказывает мне, как познакомилась с Рональдом, о своей учебе в столице, даже на мой невысказанный вопрос об Эмбер отвечает. Я узнаю за считанные минуты столько информации, что Сесиль бы за неё удавилась. Но конечно же, не собираюсь ничего рассказывать сестре – ни единой вещи из тех, которыми со мной поделилась моя новая подруга.

И я сама не замечаю, как рассказываю ей свою историю тоже. Она слушает, подперев ладонью подбородок, и в глазах столько сочувствия – меня никто никогда так не слушал, и оглянуться не успеваю, как рассказываю все свои самые грустные моменты в жизни. Она разделяет их, и на душе становится светлее.

Конечно, на контрасте моя история звучит на удивление коротко. И грустно. И неинтересно, по сравнению с историей Кэти. В ней нет ни верного друга, ни волшебных замков и светящихся оленей, ни… любящего тебя до беспамятства мужчины. Она скромничает, эту часть своей истории рассказывает лишь скупыми штрихами, но мне хватает, чтобы понять. И в этом мы тоже очень разные. Даже не могу представить, каково это – когда кому-то нужна.

Я замолкаю, отключаюсь от разговора и тону в своих грустных мыслях ненадолго. В общем, веду себя, как отвратительная, совершенно не воспитанная гостья.

– Выше нос, Николь! – говорит вдруг Кэти, прерывая наше молчание. – Не представляешь, сколько раз я была на дне отчаяния. Только знаешь, что?

– Что? – переспрашиваю дрожащим голосом, потому что как-то разнервничалась за откровениями, и даже вернулась старая дурацкая привычка крошить булку пальцами, за которую мне крупно доставалось в Обители.

– Со дна есть один-единственный путь. Наверх. Так что всё у тебя будет замечательно, я уверена! Вот вспомнишь мои слова! – она подмигивает мне, а потом глаза чуть расширяются, когда замечает усыпанный крошками стол вокруг моих пальцев.

Мне хочется провалиться сквозь землю.

На щеках Кэти появляются задорные ямочки. Она прижимает палец к губам, а потом смахивает крошки себе в ладонь, будто ничего и не было. Выбрасывает за окно, на подоконник.

– Птички склюют, - с ужасно серьёзным лицом говорит она, а губы подрагивают от попытки сдержать улыбку.

Мы обе смотрим друг на друга, а потом не удерживаясь, начинаем хохотать.

Когда примерно через час возвращается Рональд, у меня ощущение, будто мы с Кэти знаем друг друга всю жизнь.

Он толкает створку двери без стука – и его взгляд теплеет, когда видит нас.

А потом в нем вспыхивают огни, когда смотрит на свою девушку.

Кэти замирает на полслове, забывает, что говорила минуту назад. Они просто смотрят друг на друга – и у меня полное ощущение, будто разговаривают взглядами.

Я тут же ощущаю себя тут лишней.

Кэти вскакивает с места, чуть стул не роняет, но замирает столбом, вцепившись левой рукой в запястье правой. Такое чувство, что если б меня тут не было, она бы сейчас побежала к Винтерстоуну и повисла у него на шее. Мне становится ещё более неловко. Граф обращается ко мне, но глаз по-прежнему не сводит с неё, как будто физически не способен смотреть больше ни на что другое в этой комнате: