Замки роз: нерассказанные истории
Шрифт:
Глава 22
Глава 22
Его голос из темноты зазвучал ещё ближе.
Пустив волну мурашек по всему моему телу. Встали дыбом все-все короткие волоски на коже.
– Глупышка моя. Неужели ты думаешь, что я сделал бы тебя своей женой, наплевав на весь мир, даже на угрозу войны, если бы не хотел тебя так сильно? Не мечтал о тебе, как о женщине?
Я смутилась. Каждое его слово отзывалось
А хриплый мужской голос еще ближе.
– Да я спать не могу с тех пор, как ты рядом.
И ещё ближе.
Где-то рядом с кроватью. Внутри меня от каждого звука его голоса разливаются волны жара.
– Когда ты отводишь стыдливо взгляд, когда краснеешь в ответ на свои мысли, которыми никогда со мной не делишься – и это просто невыносимо!.. когда робко касаешься меня, не представляя, какие желания будишь… твоя нежность, твоя мягкость, твоя податливость в моих руках… они сводят с ума.
Голос всё ближе. Обволакивает меня бархатным теплом. В этом тепле мне хочется раствориться без остатка.
– Сейчас темно. Я не король, а ты – не королева. Есть только мужчина, который хочет до безумия свою женщину. Так что выбрось из головы весь тот бред, который кто-то когда-то туда вбил. Я тебя вылечу от этих глупостей обязательно, только дай мне время. И не переживай, моя радость, я буду лечить тебя постепенно. Ты и сама не заметишь, как перестанешь меня бояться.
Обострившимся в темноте слухом улавливаю шелест одежды. Он развязывает халат. Звук плотной ткани, которая падает на пол. Его шаги едва слышны, их заглушает ковёр.
Скрип края кровати под коленом.
– И, пожалуй, чтобы поберечь твою стыдливость, я даже не стану снимать с тебя ночной рубашки. Сегодня.
Кровь всё быстрее по венам. Сердце бьётся оглушительно.
Но сейчас, когда он не может меня видеть, и даже я сама не вижу себя… как будто и правда тревога ослабляет путы. Я словно отпускаю на свободу птицу, что слишком долго томилась в клетке со связанными крыльями.
Я ведь тоже схожу с ума, когда ты ко мне прикасаешься.
Мой муж ложится сначала поверх одеяла, но оно слишком тонкое, чтобы защитить – от его близости, от его наготы, от жара, который прошивает меня насквозь, до самого сердца.
Прочитанная когда-то книга помогла понять, что означает твёрдость его тела.
Мой муж меня хочет.
Это открытие сводит с ума.
Его напряжённо ищущие пальцы находят в темноте моё лицо, гладят по щеке. Я ласково трусь об них. Я очень, очень сильно по тебе соскучилась, мой родной.
Его выдох.
Ныряет пальцами мне в волосы на затылке. Привлекает к себе. Яростно целует.
Я нерешительно кладу ладони ему на грудь. В смятении ощущаю голое тело. Твёрдое, горячее, рельефное… робко глажу пальцами. Поцелуй становится еще яростнее, глубже, я теряю голову. В темноте совершенно
Он как будто везде. Накрывает сверху – так, что не сбежать. Но уже не хочется. Давно не хочется, если честно.
Сбивчивые слова его хриплым шёпотом:
– Такая мягкая… такая нежная… такая сладкая… и полностью, вся, вся моя.
Руки нетерпеливо проникают под одеяло, принимаются хаотично блуждать по телу, не давая мне времени опомниться, смутиться, сжаться.
И каждый раз это обжигает таким удовольствием, которого я даже не могла представить. Что моё тело, к которому я всегда относилась с таким стыдом, может, оказывается, чувствовать такое.
И что моё мужчина может получать от прикосновения к моему телу столь очевидное удовольствие.
Когда я осознала это, вслушиваясь в тяжёлое рваное дыхание, в его короткие стоны, удивилась особенно сильно.
Он и правда не стал меня раздевать.
Даже касаний через одежду было достаточно, чтобы лишить меня остатков разума и ввести в состояние томного исступления, в котором уже совершенно было не важно ничего, кроме жадных рук и ненасытных губ.
– У тебя такая красивая грудь… Пышная, нежная… как будто создана специально для моей ладони… восхитительно.
Закусываю губу, подаюсь ему навстречу, чтобы ощутить его ладонь плотнее, ярче, сильнее. Он немедленно сжимает в ответ властным, присваивающим жестом.
Восхитительно… о да, я согласна с этим, мой король!
А потом в темноте он безошибочно находит и жгуче кусает губами через тонкую белую ткань ночной рубашки середину моей груди так, что становится больно от наслаждения.
Я снова выгибаюсь навстречу губам с низким протяжным стоном, он тут же просовывает руку мне под спину, сковывает объятьями так, что не двинешься.
А потом я понимаю, что у моего мужа, кажется, весьма своеобразное было представление о «не снимать рубашку».
Кажется, имелось в виду «не снимать полностью»
Зубами тянет вырез вниз, оголяя мою грудь.
И набрасывается на неё, как голодный зверь, порыкивая от удовольствия. Целует, кусает, лижет…
Моя стыдливость порвана в клочки и осыпалась куда-то в темноту под этим звериным нетерпением.
Со второй проделывает то же самое. Одеяло сбито уже куда-то к нашим ногам.
Правой рукой нетерпеливо ныряет под подол задранной сорочки, и…
О, боги.
Я кое-как нащупываю его запястье, попадаю не сразу, хватаю его, пытаюсь оттолкнуть его ладонь.
Он берет мою руку и решительно убирает прочь. Одной ладонью прижимает моё запястье к подушке. Другой снова властно ныряет под подол.
Твёрдый мужской голос надо мной повелительно произносит:
– Больше… никогда…
Дерзкое прикосновение там, где уже даже стыдливости моей сказать нечего. Только вскрикивать, только выстанывать его имя.