Замкнутое пространство (сборник)

Смирнов Алексей Константинович

И полковник, вздохнув, вернулся к горлу.

— Переметнулись? — спросил он тихо, участливо — и тем более страшно. Продались? Я вас насквозь вижу! — снова закричал Андонов, грозя пальцем. Что молчишь?

Де-Двоенко глотал воздух, пытаясь всеми мускулами лица объяснить, почему он молчит.

— Лично вернешься и все доделаешь, мерзавец, — сказал полковник, яростно раздувая тонкие ноздри. — Срок — сутки. Нет — двенадцать часов. Или даже десять. Дьявол тебя оближи — ведь и часа достаточно! Ты мне ноги должен целовать…

Де-Двоенко поспешно задергался, намекая, что этот свой долг он готов исполнить безотлагательно.

Отпущенный, он действительно повалился на колени и вытянул губы трубочкой, целясь в ботинок.

Андонов пнул его в щеку:

— Время, время!..

Де-Двоенко суетливо вскочил, быстро отряхнулся и попятился к выходу, но Андонов знаком приказал ему задержаться еще чуть-чуть.

Полковник шагнул к столу, снял телефонную трубку, набрал номер.

— Говорит Плюс Девятый, — произнес он почтительно. — Докладываю: полеты разобраны. Исполнителю поставлено на вид. Делаю все возможное…

Из трубки выскочила длинная, зубастая пасть, схватила полковника за ухо, стала трепать.

— О-ох! — простонал Андонов, синея лицом и не осмеливаясь защититься.

— Ррра… ррракалья… — рычала пасть в промежутках между укусами. Рррниже… ниже тррубку опусти… Тварррь… Еще ниже…

— На, побеседуй, послушай, — просипел полковник из последних сил, протягивая трубку Де-Двоенко.

* * *

Послушав трубку, Де-Двоенко, побежал выполнять задание дальше. На бегу, держась за ухо, он вытащил из кармана теперь уже свой собственный сотовый телефон: с одной-единственной кнопкой. Спрятался в кабинке сортира, надавил.

— М-да?.. — немедленно ответил хриплый голос.

— Т-т-ты, сантехник, — застучал зубами Де-Двоенко. — Ты что натворил?

— Исправим, — бодро заверил невидимый хрипач.

— Срок — восемь… нет, шесть часов! — тот в изнеможении опустился на стульчак. — И только посмейте еще раз…

— Да мы хотели, как вернее, — обиженно ответил голос. — Какой-то негодяй заметил и позвонил. Все было бы справно. Мы ждали, он к вечеру выползет — и привет…

— Не надо ждать! — взвизгнул Де-Двоенко. — Ноги в руки — и за дело! Застрелите, разрежьте на куски, утопите — только скорее!

— Уже работаем, — примирительно сказали в трубке. — Не волнуйся, Плюс-Двенадцать, не подведем.

— Не подведем, — шепотом передразнил Де-Двоенко, отключаясь. "Ах, силы небесные…" Вышел из кабинки, заглянул в остальные: проверил, не слышал ли кто. Убрал телефон и спустился вниз, в дежурку.

— Черный где? — спросил он требовательно.

— Который Цогоев?

— Ну да, да, да!

— Так вон он, товарищ майор, в угол забился.

— Тащи его, падлу, наверх. Наручники захвати, и противогаз тоже. И позови Папана.

— Он, товарищ майор, на больняке.

— Что? На больняке? Какой, к лешему, больняк такому бугаю? Что с ним?

— Палец вывихнул, на правой ноге, когда дубасил. Большой. Торчит и не ложится, как этот самый.

— Тьфу, — плюнул Де-Двоенко. — Производственный травматизм. Сачок. Ну, сам пойдешь.

Дежурный, поигрывая ключами, приблизился к клетке.

— Бонжур, — сказал он обезумевшему от ужаса Цогоеву.

* * *

Сеточка Будтова, обогащенная уменьшительным суффиксом, казалась сеточкой лишь одному Захарии Фролычу — по принципу "своя ноша не тянет". Будучи вовсе не сеточкой, а огромной, битком набитой авоськой, окрыленному

Будтову она представлялась невесомой. Он горы мог свернуть, предвкушая «льдинку»; суффикс, таким образом, помимо уменьшительного значения, имел еще ласкательно-заботливый смысл. В магазине скорой помощи, которая оказывалась круглосуточно, то есть двадцать четыре часа, сеточка была развязана, а ее содержимое расставлено по ящикам. Будтов разбогател. Он постоял в продуктовом отделе и посмотрел, как неизвестный мозжечок-с-ноготок хитрит и пытается сэкономить, выкраивая что-то для себя из колбасных семейных денег. Сколько останется сдачи? Один неосторожный взмах ножом способен перерезать крылья вместе с душой. Налюбовавшись, Захария Фролыч телепортировался в отдел бытовой химии, где сделал покупки.

Карманы Будтова оттопырились; сам же он зашагал к пустырю, где возле штабеля сырых, прогнивших досок околачивался Топорище.

Топорищу было лет тридцать-шестьдесят, свое прозвище он заработал как производное от фамилии «Топоров», которую друзья его узнали случайно, во время антитеррористического милицейского рейда. Тогда у Топорища еще был паспорт, но его, отобрав посмотреть, тут же порвали на части, а самому Топорищу дали в морду. С тех пор, лишившись документа, он уже не мог носить свою звучную, солидную фамилию, и в кличке теперь воплощался остаток утраченного достоинства. Все эти события развернулись за какие-то месяц-полтора — именно столько прошло с момента первого появления Топорища, однако всем казалось, что он был здесь всегда и всегда будет. Или не будет.

— Ххооо, — засипел Топорище, взмахивая рукой.

Захария Фролыч, не отвечая, степенно присел на доски и вынул «Приму».

— Дашка-то придет? — спросил он деловым голосом.

— А кто ж знает? — развел руками Топорище. — Пять минут как Сапожонок ее увел. Пошел корягу попарить. Вернется, что ей…

Будтов издал мычание: принял, мол, к сведению, чиркнул спичкой.

— А ты что — груженый? — заинтересовался Топорище как бы между прочим.

— Отваливай, отваливай, — замахал на него Будтов. — Лечиться буду.

— Да я просто так, — развязно объяснил Топорище и встревоженно прошелся по кругу.

Захария Фролыч положил дымящийся окурок рядом, откупорил «льдинку» и чуть ли не целиком вложил пузырек в задохнувшийся рот.

— От так ее, от так, — подобострастно приговаривал Топорище. Глаза его вдруг сделались бездонными.

Будтов, зажмурившись, замер. Бытовое вещество вступило в контакт с пищеводом. Если бы Захария Фролыч пил с утра, ему бы пришлось просидеть чурбаном минуты две, но ближе к ночи, когда внутренний мир уже многое вытерпел и закалился, хватило двадцати секунд.

Топорище вынул что-то смутно съедобное, в тряпочке:

— На!

Будтов помотал головой. Топорищу было отлично известно, что Захария Фролыч не закусывал, и сам Захарий Фролыч тоже участвовал в этом я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты, земеля подбираешься ко второму пузырьку, хрен тебе.

Метрах в ста от них, посреди пустыря, возникли две фигуры — примерно одинакового роста. Бесформенные тени спешили к доскам. Топорище приуныл. Ртов прибавлялось.

Шустрый рябой Сапожонок, который тоже промышлял стеклотарой и частенько шакалил на территории Будтова и Топорища, при виде их двоих отклеился от спутницы и начал смещаться вправо, пока не исчез совсем.