Замок Бландинг
Шрифт:
— Простите, сэр, — сказала горилла, — но вы, случайно, не отец семейства?
На миг этот вопрос усугубил изумление Монтроза, но он тотчас понял, что именно произошло. Видимо, он просто не заметил, как был разорван на куски, и вот теперь находится на небесах. Хотя и такое объяснение вполне его не удовлетворило, поскольку он никак не предполагал, что небеса населены гориллами.
Внезапно животное встрепенулось:
— Так это же вы! Сначала я вас не узнал. Прежде чем продолжать, я хочу вас поблагодарить за бананы. Они были восхитительны. Легкая закуска в разгар дня очень подкрепляет силы,
Монтроз заморгал. Он все еще слышал шум толпы внизу. Его недоумение возросло еще больше.
— Для гориллы ваш английский очень чист!
Ничего другого он сказать не нашелся, но дикция животного, бесспорно, поражала своей отчетливостью.
Горилла скромно отмахнулась от комплимента:
— Ну, вы понимаете, Оксфорд. Милый старый Оксфорд! Уроки, полученные в альма матер не забываются, не правда ли? А вы сами, случайно, не оксфордец?
— Нет.
— Я выпуска двадцать шестого года. С тех пор пришлось немало побродить по свету, и один мой приятель, причастный к цирковому бизнесу, указал мне, что на поприще горилл конкуренция невелика. Много мест на самом верху, вот как он выразился. И должен сказать, — сказала горилла, — я преуспел. Первоначальные расходы очень велики, разумеется… такую шкуру по случаю не купишь… Зато накладные расходы минимальны. Естественно, чтобы стать звездой в большом художественном фильме, как удалось мне, необходим хороший агент. Мой, рад сказать, превосходен во всех отношениях. Умеет поставить на место любого киномагната.
Монтроз не обладал способностью быстро мыслить, но мало-помалу он начал осваивать факты.
— Так вы не настоящая горилла?
— Нет-нет, синтетическая.
— И вы не станете никого разрывать на куски?
— Дорогой мой! Всем активным развлечениям я предпочитаю возможность уютно расположиться в кресле с хорошей книгой. Счастливее всего я чувствую себя среди моих книг.
Последние сомнения Монтроза рассеялись. Он сердечно протянул руку:
— Рад познакомиться с вами мистер…
— Уолдсли-Дейвенпорт. Сирил Уолдсли-Дейвенпорт. И я чрезвычайно счастлив познакомиться с вами, мистер…
— Муллинер. Монтроз Муллинер.
Они обменялись теплым рукопожатием. Снизу донесся хриплый рев толпы, и горилла вздрогнула.
— Спросил я вас, не отец ли вы семейства, вот по какой причине, — сказала она. — Я надеялся, что, возможно, вы посоветуете мне, какие меры лучше всего принять, когда младенец плачет. Мне не удается утихомирить это дитя. И по собственной глупейшей вине. Теперь я понимаю, что мне ни в коем случае не следовало выхватывать его из коляски. Если хотите знать, как это случилось, то причина в том, что в душе я артист. И просто не мог не схватить этого младенца. Ведь именно так мне виделась эта сцена. Я прочувствовал ее… прочувствовал ее вот тут! — И горилла ударила себя по левой стороне груди. — И что теперь?
Монтроз поразмыслил.
— Почему бы не вернуть его?
— Матери?
— Разумеется.
— Но… — Горилла задумчиво подергала себя за нижнюю губу. — Вы ведь видели эту толпу. И возможно, заметили женщину в первом ряду, которая размахивает зонтиком?
— Его мать?
— Совершенно верно. Ну, вам, Муллинер, как и мне, известно, что может совершить разгневанная женщина
Монтроз снова поразмыслил.
— Все в порядке, — сказал он. — Я нашел выход. Почему бы вам тихонько не спуститься вниз? Вас никто не увидит. Они же толпятся у фасада. И уже почти совсем стемнело.
Глаза гориллы вспыхнули радостью. Она благодарно хлопнула Монтроза по плечу:
— Мой дорогой! Великолепно! Но вот младенец…
— Я возвращу его по принадлежности.
— Превосходно! Не знаю, как вас благодарить, мой дорогой, — сказала горилла. — Впредь мне урок — не поддаваться художнику в моей душе. Вы себе представить не можете, какие чувства вызывал во мне этот зонтик! Ну, на случай, если нам больше не доведется встретиться, не забывайте, что меня всегда можно найти через клуб «Лотус», когда я в Нью-Йорке. Заходите, если окажетесь поблизости, мы перекусим и поболтаем по душам.
Ну а что тем временем поделывала Розали? Розали стояла рядом с осиротевшей матерью и пыталась со всей присущей ей убедительностью уговорить капитана Джека Фосдайка броситься на выручку, а капитан ссылался на всякие технические трудности, лишающие его такой возможности.
— Прихлопни меня баобаб! — сказал он. — Да будь со мной мое ружье для охоты на слонов и мой верный туземный носильщик Млонги, я бы тотчас принял меры. А так я связан по рукам и ногам.
— Но вы же вчера говорили мне, что часто душили горилл голыми руками!
— Не ГОРилл, милейшая дама, а ПОРилл. Разновидность южноамериканского вомбата, и отличное из них получается жаркое.
— Вы боитесь!
— Боюсь? Джек Фосдайк боится? Какой хохот огласил бы Нижнюю Замбези, услышь они там ваши слова.
— Нет, боитесь! А вы еще советовали мне порвать с тем, кого я люблю, потому что у него кроткий, застенчивый характер.
Капитан Джек Фосдайк закрутил ус.
— Ну, я что-то не замечал, — презрительно начал он, — чтобы в нем… — Он умолк, и нижняя его челюсть медленно отвисла. Из-за трущобного здания появился Монтроз Муллинер. Он шел, гордо выпрямившись, а в объятиях нес младенца. Немного помедлив, чтобы дать время деловито щелкающим фотоаппаратам, он прошествовал к ошеломленной матери и сунул ей ребенка.
— Вот так! — сказал он небрежно, отряхивая пыль с пальцев. — Нет-нет, прошу вас! — продолжал он. — Сущий пустяк.
Ибо мать бросилась перед ним на колени и пыталась поцеловать его руку. Толкнула ее на это не только материнская любовь. Утром она подписала контракт, обеспечивавший ее дитятке семьдесят пять долларов в неделю за съемку в картине «Крохотные пальчики», и все эти нескончаемые, исполненные тревогой минуты ей чудилось аннулирование контракта.
Розали, рыдая, упала в объятия Монтроза:
— Ах, Монти!
— Ну-ну-ну!
— Как несправедлива я была к тебе!
— От ошибок никто не свободен.
— И я совершила ужасную ошибку, когда начала слушать вон того человека, — сказала Розали, метнув в капитана Фосдайка презрительнейший взгляд. — Только подумай! Столько нахвастал, а палец о палец не ударил, чтобы спасти бедное дитя!
— Ни единым пальцем?
— Ни единым.
— Нехорошо, Фосдайк, — попенял Монтроз. — Некрасиво получается. Концы с концами не сходятся, а?