Замок пилигрима
Шрифт:
В течение следующего часа ужин шел весело и шумно, с разнообразными блюдами под пикантными соусами и легким фейерверком разговора, в котором Ивейн больше слушала, чем говорила. Играл оркестр, пары танцевали, и она знала, что скоро на сцене, один, в свете прожекторов, появится Кортес и очарует всех волшебными гитарой и голосом.
От этой мысли глаза Ивейн вспыхнули, и в тот же самый момент она заметила, что дон Хуан смотрит прямо на нее.
— Вам понравилось шампанское? — спросил маркиз.
— Да, оно… расслабляет. — Она осмелилась улыбнуться
— Сеньориты и сеньоры, я спою вам старую севильскую песню о любви. — Он прислонился к колонне и взял в руки гитару, свет почти погас. — Представьте себе балкон и девушку, а внизу, в ночи, влюбленного юношу, который знает, что между ним и предметом его любви стоит другой мужчина.
Манрике начал играть. Гитара словно ожила в его руках; он запел, и в зале все смолкло, не было слышно ни разговоров, ни звука столовых приборов, ни звона бокалов. В тот день, на пляже, Ивейн тоже почувствовала его магию, по сегодня его музыка смешалась с вином, еще непривычным для нее, и она представила себя той девушкой на балконе. Девушкой, которая должна была выбрать из двух мужчин, обожающих ее, одного.
Загремели оглушительные аплодисменты, и донья Ракель заметила, что Кортес очень симпатичный. Ивейн почувствовала на себе взгляд ее быстрых глаз и сжалась, как будто та, другая, могла спугнуть все волшебство ее мечты.
— Он прекрасный музыкант, да, Хуан? — Сеньор Фонеска наклонился, чтобы дать прикурить другу от своей зажигалки, и глаза его при этом сверкнули. — Но, похоже, обе наши юные дамы скорее прониклись симпатией лично к певцу.
Дым пеленой висел у лица дона Хуана, и Ивейн чувствовала на себе его взгляд, когда Манрике начал исполнять музыку Малаги, с неровным ритмом, веселую, бесшабашную, с латиноамериканским вкрадчивым шармом и довольно злыми шутками. Он отошел от колонны и грациозно пробрался между столиками. Сердце колотилось у Ивейн уже в горле, когда гитарист остановился перед их столиком и спел строчку песни для нее одной… а затем пошел дальше.
— Однако, — хмыкнул сеньор Фонеска. — «…Когда-то только невинным юным девушкам разрешалось заходить в виноградники».
— Ничего удивительного, что он подошел к нашему столику, — заметила Ракель, играя веером, и Ивейн показалось, что он похож на крыло встревоженной птицы. — Ивейн строила ему глазки все время, пока он пел.
На минуту Ивейн лишилась дара речи. Она посмотрела на испанку и почувствовала, что готова вскочить и вцепиться той в волосы.
— Собственно, все дело в том, что мы с ним знакомы, — возразила девушка. — На днях мы с Рике Кортесом встретились на пляже и подружились.
В этом момент люстры ярко вспыхнули, раздались
— Почему же вы не пригласили сеньора Кортеса в замок? — осведомился он, когда аплодисменты стихли. — У испанцев принято, чтобы молодой человек официально представился родителям или опекунам молодой девушки.
— Я — англичанка, — ответила Ивейн. — У нас в стране такие старорежимные правила давно не действуют.
В глубине темных глаз вспыхнуло пламя.
— Вы будете подчиняться нашим обычаям, пока гостите в моем доме. Когда в следующий раз вы познакомитесь с молодым человеком…
Тут дон Хуан замолчал, потому что оркестр заиграл танцевальную музыку, и Манрике Кортес опять подошел к их столику. Теперь он был одет в вечерний костюм, на лице — сама вежливость, он учтиво поклонился маркизу и его гостям.
— Позволит ли мне сеньор маркиз пригласить на танец senorita Inglesa? — спросил он. — Мы уже знакомы с ней, но сейчас я пользуюсь возможностью официально представиться ее опекуну.
Ивейн смотрела на все это, как на сцену из какой-то старой пьесы, словно была зрителем в партере, а не одним из главных действующих лиц. Она видела, как дон Хуан неторопливо стряхивает пепел с сигары, а Ракель прикрывается веером.
— Сеньор Кортес, должен поздравить вас с превосходным владением гитарой, — сказал наконец дон Хуан. — Мы получили большое удовольствие, и, если бы я знал, что вы знакомы с моей подопечной, я попросил бы вас выпить с нами бокал вина. Позвольте предложить это сейчас.
— Сеньор маркиз очень любезен. — Манрике взглянул на Ивейн и улыбнулся ей глазами. — Один танец с юной сеньоритой опьянит меня больше, чем самое отборное вино.
— Вы желаете танцевать? — Дон Хуан смотрел прямо на Ивейн.
— С удовольствием, — смущаясь, сказала она. — Только я… не очень хорошо умею.
— Позвольте же научить вас, сеньорита. — Манрике протянул руку, помог Ивейн встать и повел в центр круга танцующих, а когда она оказалась в его объятиях, прошептал: — Ну, привет, вот и встретились снова, Ля Соледад. Мой Бог, это все равно, что войти в клетку со львом, чтобы увести тебя от твоего сурового опекуна!
— Как я тебя понимаю! — Она застенчиво рассмеялась и вошла в ритм музыки. Манрике оказался превосходным танцором, он уверенно вел ее и был как раз самого подходящего роста, чтобы плечами закрывать ее от прожигающего насквозь взгляда опекуна и взоров Ракель Фонески.
— А говорила, что плохо танцуешь, — поддразнил ее Манрике. — По-моему, ты очень загадочная девушка — ну, расскажи, с кем ты раньше танцевала?
— С нашим дворецким, — хихикнула она, — когда на Рождество у нас устраивали бал для прислуги. Я тогда была служанкой. У нас считалось большой честью, чтобы Хиггинг пригласил на танец, и, когда мы с ним прошли несколько фигур, ему просто удержу не было.