Замок Толор. Охота на Наместника

Андросенко Александр Дмитриевич

– Согласен! Вот и поросенок! Ешьте давайте, еще ехать и ехать.

Я сразу завладела громадным куском мяса и принялась уплетать его за обе щеки. Чуть насытившись, обратила внимание на воина, который посоветовал взять вина: он наблюдал за мной. Встретившись со мной взглядами, парень потупился и покраснел.

– Заканчивай смущать парня, Тандела, - хохотнул Дарон.
– Бедняга не знает, куда глаза деть!

– Ыыыы, - ответили ему ржанием Олок и Исол.

Воин резво встал и шагнул к нашему столу:

–

Ты что себе позволяешь, папаша? Я тебе не шкаф, чтобы меня обсуждать, и не шут, чтобы надо мной смеяться!

– Но-но, не горячись, - я встала, загородив дорогу к герцогу, и парень с удивлением обнаружил, что упирается носом мне в плечо.

Он смущенно отступил, а я сделала еще шаг вперед и добавила:

– И не пялься на меня!

К сожалению, все испортил Дарон, тут же одернувший меня:

– Тандела, что за манеры! Значит, вон тем крестьянам тебя разглядывать можно, а этому благородному воину - нет? Уважаемый, садись с нами, выпей! Я не хотел обидеть тебя!

Парень, был красный, как рак, но все же сумел сдержаться, и сказал:

– Спасибо за приглашение, господа, но я лучше своим пивом давиться буду.

Герцог нахмурился и рыкнул:

– Садись, когда благородные господа зовут тебя, солдат! Я дважды повторять не люблю!

И, к моему удивлению, парень сел к нам. Как можно дальше от меня и див Пимобата, на самый край лавки, но сел.

– Меня зовут Дориан, милорды. Прошу простить мою дерзость.

– Не Дориан ли Слагающий Баллады?
– спросил Дарон.

Парень тяжело вздохнул и обреченно склонил голову:

– Он самый, милорд.

Олок и Дарон, загоготали еще громче, чем до этого, а Дориан снова густо покраснел и с тоской посмотрел под стол.

Прятал глаза? Или (я вздрогнула от внезапной догадки) рассматривал мои ноги?!

Глава 33. Тандела

Даже Рувор заглянул в окно - так ему захотелось посмотреть на стихоплета, присевшего за наш стол. Дарон хмуро глянул на него, и тот вернулся обратно - следить за кучей золота, что была насыпана в наши седельные сумки. Впрочем, едва он исчез, герцог сказал мне:

– Ешь быстрее, и сменишь Рувора.

Я кивнула и с новым рвением заработала челюстями. А аристократы уже угощали Дориана вином и пивом. Тот не отказывался, и даже на некоторое время перестал пялиться под стол, что меня чуть успокоило. Пока Олок уговаривал сочинителя баллад не обращать внимание на то, что кувшин заканчивается, а пьет он один, прикончить еще один стаканчик, я доела одну ногу, взяла вторую, и встала.

– Что, всё?
– удивился Дарон, даже не разобравшийся с первым куском.

– Угу, - кивнула я и вышла на улицу.

Рувор сидел на крыльце и бдительно посматривал за парнишкой, кормящим лошадей. Я протянула ему ногу:

– Будешь? Или можешь туда идти.

–

Спасибо!
– он вцепился в свинину крепкими зубами.
– Я, если можно, с тобой посижу. Никогда не видел других эрольдов.

– Ну, я, далеко, не типичная эрольдка.

– Это я уже понял. Ты выглядишь, как настоящая женщина. Мышцы... шея, запястья - все очень мощное. Ой, извини, я не хотел тебя обидеть!

– Я в курсе, как я выгляжу, - улыбнулась я.
– И не капли этого не стесняюсь. Я прежде всего - воин. Немногие могут сравниться со мной в бою. Сейчас для меня это главное.

– Сейчас?

– Да. Потом я вырасту и захочу замуж. Тогда и подумаю о красоте!

– Все-таки волосы тебе надо отпустить! С ними о красоте думать уже будет не обязательно!

– Олок говорил что-то похожее. Считаешь, это так важно?

– Конечно! Судя по всему, у тебя они зеленые. Сразу говорят о происхождении.

– Я не считаю, что эрольды - это образец красоты и идеал для подражания. Большая часть эрольдов ни о чем, кроме себя, не думают.

– Как это?

– Бессмертие и вечная молодость, вкупе с отшельнической жизнью в Вечном лесе сыграли с нами дурную шутку. Мы не старимся, но и не живем. Чуть повзрослев, начинаем опасаться боев. Сколько ты видел эрольдов из Леса в армиях? Ни одного. Ибо боятся смерти.

Рувор фыркнул:

– Ну, я не боюсь смерти! Один-то есть!

– Ты молод. Повзрослеешь - поймешь.

– Да ты сама говоришь, что еще дите!

– Да. И я тоже. Взрослые эрольды выбирают отшельничество. Или невероятно осторожны.

– Сказки! Моя мать дважды с оружием в руках дралась за мою жизнь!

– Всего дважды? Спокойно у вас было. Моя даже не считала. Но обе они, в конечном итоге, нас бросили.

– Не смей говорить плохо о моей матери!
– рыкнул Рувор и вскочил.

Я, удивленная такой импульсивностью, тоже встала, чуть ли не быстрее его:

– Э-э-э! Остынь, малыш!
– предупредила я его.
– Я ничего такого не говорила! Ты сам сказал, что она вас с отцом бросила!

– Да пошла ты! Мало ли, что я сказал им!
– он мотнул в сторону таверны, из которой доносилась похабная песня в исполнении Сочинителя баллад.

Ого, подумала я, наблюдая за удаляющейся к коням спине Рувора. Парнишка-то обиделся. Соврал про мать, что ли? Да и этот пренебрежительный жест... Не любит людей? Я прислушалась к балладе Дораса и вздохнула. Определенно, если он писал о собственных похождениях, он был, как минимум, двужильным. Зачем бойцу, раненому дважды при штурме замка в разгар боя "предаваться ласкам" с одной из служанок, мне было непонятно. Нетерпячка, что ли? А, "долгие одинокие ночи"? Понятно. Хотя, если это все-таки автобиография, такому парню надо здорово постараться, чтобы его ночи были одинокие.