Замок янтарной розы

Снегова Анна

Я увидела в его глазах знакомый огонёк азарта – как всегда бывало, когда ему попадалась какая-нибудь головоломка или сложная задача по математике.

– Не важно. Что ты нашёл?

– Ни-че-го. Я ничего не нашёл, Эмбер! Перерыл весь Архив. Поэтому повторю свой вопрос – где ты слышала об этом эдикте?

Он уже пристроил мои вещи на манекен в рыцарских доспехах при входе, и теперь сверлил меня глазами с высоты своего немалого роста, сложив руки на груди. Наша с ним разница за эти годы только увеличилась – Рон каким-то непостижимым образом умудрился ещё подрасти.

Я вздохнула и поняла, что в этот раз своей неловкой ложью не отделаюсь.

–

Прости, не могу тебе сказать. Это не мой секрет. Вернее, не то, чтобы не мой… сам разговор – мой секрет, а вот для тех, кто говорил, то, о чём они говорили – это их секрет, и я…

Рон страдальчески поднял глаза к потолку.

– Так, стоп, стоп! Пожалей мой несчастный математический склад ума. Я понял, что бесполезно тебя спрашивать.

Потом долго молчал, будто взвешивая, стоит ли продолжать этот разговор. Я сконфуженно молчала тоже, потому что знала, что на него давить бесполезно – пока не решит сам, от него ничего не добьёшься.

– Я вчера подарил Людвигу одну очень редкую бутылочку Эллорского, которая отлёживалась в моём фамильном погребе лет эдак тридцать.

– Чего? – поразилась я такому вступлению. – Да ты же его спаиваешь! У него и так здоровья не хватает страницы переворачивать – пальцы трясутся.

Неспособность Королевского Архивариуса держать в руках что-либо, кроме стакана, уже стала притчей во языцех.

– Не спаиваю, а подкупаю. Ты слушать будешь, или нет? Ради тебя старался, между прочим! Спросил промеж делом о твоём эдикте.

– Не моём, а Седрика Благонравного!

– Не суть. Так вот – может, с координацией у Людвига-то нашего и не очень, а вот память пока ещё феноменальная. И вот после того, что он мне рассказал, я всё-таки хотел бы добиться от тебя ответа – во что ты влезла, Эмбер?

Мне ужасно хочется рассказать Рону обо всём… потому что я всегда уважала его ум, и он точно сумеет докопаться до сути этой таинственной истории. Но те несколько дней, что я провела в королевской резиденции – они странные, они как будто не из моей жизни и не обо мне, они совершенно волшебные, дерзкие и стоит мне о них вспомнить, как даже краски вокруг становятся ярче, а в воздухе снова струится аромат ванили и жгучего перца… Они только мои. Я не могу о них рассказать. Просто не могу.

Придётся ограничиться полуправдой, хотя я дико себя презираю в этот момент.

– Я просто подслушала разговор, который не предназначался для моих ушей. Прости, не могу сказать тебе больше. Так ты поможешь? Что там такого страшного ты узнал? Меня устранят как ненужного свидетеля, или можно жить пока? – пытаюсь пошутить я, глядя в строгие глаза Рона, но не получаю ответной улыбки.

Мы по-прежнему стоим при входе – там, где меня застиг вопрос. И этот разговор получается ужасно неловким.

– Ну хорошо, слушай. Лет двадцать назад, может больше, наш Людвиг только поступил на службу. Представь себе, был даже непьющим. Он принимал архивы от своего предшественника и очень волновался по этому поводу. Долго проводил инвентаризацию, разработал даже собственную систему нумерации томов и какой-то очень хитрый буквенно-цифровой код, чтобы увеличить скорость поиска информации. И вот он стал замечать, что в некоторых папках с документами не хватает пронумерованных страниц. Или в книгах отсутствуют листы. А когда он обратился по этому поводу к бывшему Архивариусу, тот посоветовал ему просто забыть и не лезть в это дело. Сказал, документы и страницы были изъяты по приказу.

– По чьему

приказу? – удивилась я.

– Как это чьему? Эмбер, подумай сама – кто может дать приказ что-то изъять из Королевских Архивов?

– Наверное, только Его величество, - смутилась я.

– Наверное!
– передразнил Рон. – Ну так вот, Людвиг обнаружил, что все изъятые документы так или иначе связаны с персоной короля Седрика Благонравного, последними годами его жизни. В сборнике эдиктов этого короля, который тоже хранится в Архивах в нескольких почти рассыпавшихся от времени экземплярах, не хватает самых последних страниц. Я, кстати, нашёл этот сборник. Сопоставил дату смерти и датировку эдикта, расположенного на последнем невыдранном листе. Этот сохранившийся эдикт был написан за день до смерти и касался какой-то ерунды, вроде назначения судей. Получается, что последний эдикт Седрика был издан, по всей видимости, в самый день его смерти.

Я слушала Рона, затаив дыхание.

– А вот теперь самое интересное. Старый Архивариус сказал Людвигу по секрету, что все изъятые документы хранятся теперь в личном кабинете Его величества. И об их содержании известно только представителям династии Стратагенетов! Более того – по традиции каждого члена королевской семьи мужского пола заставляют внимательно их изучить ещё до того, как он станет совершеннолетним. Этой традиции, как оказалось к моему огромному удивлению, уже несколько сотен лет – и раньше за эдиктом принцы приходили в Архивы. Вот только наш нынешний король зачем-то решил поменять правила, и сделал любые упоминания о последнем эдикте Седрика Благонравного секретными и доступными лишь узкому кругу посвящённых. Хьюго повелел, чтобы отныне юных принцев тыкали носом в пыльные бумаги их венценосные отцы лично. Так, чтобы даже полслова из содержания того эдикта не просочилось к посторонним – даже из высшей знати. В общем, Людвигу настоятельно посоветовали не лезть в это дело, потому что там якобы замешены слишком большие люди и слишком большие секреты. Так что, Эмбер, я примерно представляю, чьи именно разговоры ты могла подслушать и где. Скажи мне, я прав?

Я постаралась не поддаться на провокацию. Узнаю Рона – не отцепится, если что-то надо. Не мытьем, так катанием он хочет добиться от меня признания.

– Извини. Я правда не вправе тебе сказать больше, чем я уже сказала. Могу только пообещать, что буду очень осторожна и никуда лезть не собираюсь!

Он долго смеривал меня непроницаемым взглядом.

– Хорошо. Надеюсь на твоё благоразумие.

Я не знала, что ещё сказать и как разбить неприятное молчание. В конце концов просто струсила – схватила с манекена обратно свою шубку и отговорилась тем, что у меня сегодня ещё дела.

У самого выхода меня догнали холодные слова:

– Мне очень жаль, что ты мне не доверяешь.

Я сбилась с шага, но не обернулась. Мне тоже жаль, что всё так получается. Но я не знаю, как по-другому.

Снова потянулись вереницей одинаковые, серые и бесцветные дни. Я больше не приходила к Рону в Архивы. Его очевидная обида на меня за недоверие сломала, кажется, даже тот хрупкий мостик, что я так старательно строила между нами. И кто меня дёрнул за язык попытаться что-то выяснять! Тем более, что всё было тщетно. Я ничего не узнала, только ещё больше зашла в тупик. Ниточка, потянув за которую, я пыталась распутать клубок загадок и тайн, снова оборвалась в моей руке.