Замуж хотелось очень, или Шаманка Роутег
Шрифт:
В театре была нереальная суета и столпотворение, и это, несмотря на то, что до начала еще четыре часа, а все эти бегающие, прыгающие, кричащие, нервно отключающие и включающие телефоны, передвигающие мебель и распутывающие провода люди были сотрудниками, которые занимались организацией этого мероприятия.
Гена приехал позже своих подчиненных минут на пятнадцать. Ребята уже принялись развешивать мониторы, протягивать кабеля и настраивать интернет. На пороге его встретил директор театра, Вениамин Александрович, невысокого роста мужчина
– Я так волнуюсь, – он схватился театрально за сердце и открыл Геннадию дверь. – Это такое событие, такое! Меня удар хватит.
Гена повернувшись к директору, улыбнулся, чтоб скрыть свое непонимание и отношение к происходящему.
– Ну что вы, не волнуйтесь, – он похлопал плотного мужчину по плечу. Директор так расчувствовался поддержкой самого Геннадия Олеговича, что отпустил дверь, которая, подтягиваемая тугой пружиной назад, этому Геннадию Олеговичу в лоб со всего размаха и въехала. Схватившись рукой за голову, Гена вскрикнул и отступил назад. В глазах резко потемнело, и на какой-то момент он выпал из реальности.
– Ох, как неловко, как неловко! – затрещал Вениамин Александрович, хватая Гену за руку и затаскивая в холл. – Женечка, – громко крикнул он куда-то в длинный коридор. – Лед, срочно! Человеку плохо!
Гена попытался вырвать руку и сказать, что человеку хорошо и ничего страшного, но, стремительно увлекаемый директором в сторону гримерок, не смог это сделать, так как тот все время орал.
Они пробежали по коридору метров десять, затем свернули налево и сразу направо. Вениамин Александрович без стука толкнул дверь и втянул за собой пострадавшего.
– Женечка, я же просил! – взвился он, но осекся. Гена выглянул из-за головы впереди стоявшего и увидел сидящую в кресле маленькую сморщенную женщину в странной раскраске и не менее странной одежде. Была ли это Женечка он не знал, но интуиция и ступор директора намекнули – вряд ли. Зачем Женечке так странно выглядеть? Хотя, может, у них в театре так принято. Выдохнув и собравшись выйти, чтоб скорее завершить все организационные и финансовые моменты, Гена почувствовал на руке пальцы, крепко сжимавшие его запястье мертвой хваткой.
– Может, вы меня отпустите, я уже хорошо себя чувствую, и время у меня… – тихо шепнул он куда-то в плечо Вениамина Александровича, но тот не шелохнулся.
– Он тебя не слышит, – проскрипела женщина. – В трансе. А вот ты мне как раз и нужен.
От скрипящего голоса Гена почувствовал неприятное покалывание в спине и попытался сделать шаг назад, но цепкая хватка директора не дала ему это сделать.
– Вы бабушка явно ошиблись, – промямлил он, но тут же осекся. Темные глаза собеседницы на слове бабушка сверкнули не по-доброму. – Женщина, – исправил себя Гена и сдулся еще больше, понимая, что облажался.
– Ты успокойся, – сказала она тоном, который не предполагал спокойствия, и взяла в руки бубен. В голове Гены пронеслись сразу все сказки о злых колдуньях, которые страдали каннибализмом и прибегали к попытке
– Вы точно ошиблись, я тут случайно проходил. И как бы не собирался к вам. У нас тут работа, я не из театра, и вам точно кто-то другой нужен, – попытался ретироваться Гена, но женщина еще ярче сверкнула глазами, и он безнадежно обмяк, грустно повиснув на руке застывшего директора, устремил отрешенный взгляд в окно. Делать нечего, вырваться никак.
– Ничего я не перепутала, – женщина–бабушка подошла к нему. – Это же ты у нас умник неверующий. Все, значит, дураки верят, а ты нет.
– Кто вам такое сказал? – Геннадий округлил глаза, пытаясь понять, кто мог слить информацию о его атеистической позиции этому странному персонажу. Точно, как Юлька и тут успела. – Я очень даже верю, во все верю, – не понимая, во что он должен верить, попытался улыбнуться.
– Веришь, говоришь, – тетка прищурила темные глаза и стукнула в бубен. Гена дернулся.
– А вот я проверю, как ты веришь. С данной минуты ты у меня под колпаком! – от этих слов Геннадий не только дернулся, но и сжался. Какой сумасшедший дом арендует помещение театра? – Выйти из-под него, – продолжала бабка, не обращая внимания на панику собеседника, – ты сможешь, когда тебе на голову упадет звезда, с неба слетит паук, и пуля шальная догонит. Спасешься – счастье будет, не спасешься – пиши пропало. Не верит он, ишь ботан-умник! – скрипнула она и, покрутившись вокруг себя, плюнула через плечо, оплевав его штанину, села на место. Гена решил не вникать в суть оплеванных брюк, так как одно желание – скорее вырваться на свободу из этого дурдома не на шутку пульсировало в голове. Но тут он почувствовал, как ослабла хватка директора и услышал его голос.
– О, милая Роутег, приношу вам свои извинения, что ворвался без стука и предупреждения, черти меня попутали, – он три раза поклонился и стал пятиться назад, неуклюже оттаптывая Генины замшевые туфли.
«Последний раз я согласился работать на таких мероприятиях!» – прошипел про себя Гена, и подталкиваемый директором, вывалился из гримерки.
Танька сидела в машине, названивая мне каждые пять минут с вопросом: «Ты уже скоро?». Я нервничала, отвечала: «Уже бегу», но не бежала, так как до сих пор не могла понять, в чем ехать. За праздники я набрала еще три кило, и теперь ни одна вещь из моего гардероба вообще не налезала на меня так, чтоб я чувствовала себя в ней хоть немного комфортно. Джинсы не сходились, кофты топорщились, платья не застегивались.
– Ну мы же опаздываем! – терпение подруги закончилось, и она влетела в мою квартиру. Я, стоя в нижнем белье, охнула и прикрылась свитером, который держала в руках. – Ты с ума сошла, начало через час, а ты голая! – взвилась она и выхватила у меня свитер.
– Ничего не налазит, – простонала я, увлекаемая к гардеробу.
– Жрать надо меньше, – отрезала Танька и открыла створку. Скудные ряды вешалок зияли пустотой своих плечиков, так как все, что на них совсем недавно висело, было сброшено на диван, пол и единственный стул в комнате.