Замуж за «аристократа»
Шрифт:
С Егором все начиналось не так – он первым разглядел в ней женщину. Не друга, не плакательную жилетку, не собутыльника, а просто красивую девчонку. Может быть, она сама все испортила? Была слишком навязчивой, агрессивной? В свои двадцать четыре года Шура (о, позор!) имела весьма смутное представление о том, как положено вести себя с понравившимися мужчинами, но, кажется, она что-то слышала о том, что приличная девушка должна быть скромной и ненавязчивой. С другой стороны, разве многоопытная Дианка не говорила всегда, что мужчины любят женщин неприличных, сопровождая эту реплику многозначительным
Он не звонил ей неделю. Неделю! Семь долгих дней. И восемь ночей.
Нельзя сказать, чтобы все это время Шура провела у телефона. Первые дни после того рокового свидания она пребывала в томном блаженстве. Почти ничего не ела, рисовала яркими красками, мурлыкала себе под нос какие-то благостные попсовые мотивчики и время от времени беспричинно смеялась.
…В тот дождливый вечер они так и не расстались. А утром, когда Егор ушел из Шуриной квартиры, ей позвонила Диана. Шура окаменела, услышав бодрый голос подруги. Как ей себя вести? Считается ли теперь, что Шура – подлая предательница? Должна ли она сказать Дианке о том, что произошло?
– Привет, Шурик! – У Дианы, похоже, было замечательное настроение, и Шуре стало еще больше не по себе. – Как поживаешь?
– Нормально, – осторожно ответила Шура, – вот, встала только.
– Я тоже, – Диана сладко зевнула. – Что делать собираешься?
– Не знаю…
– Может, сходим в ЦДХ? Там новая выставка. Современный авангард.
– Не знала, что ты интересуешься живописью.
– Ты же интересуешься. А я могу за компанию пойти. На то и есть друзья, верно?
Издевается она, что ли? Специально все это говорит? Хочет, чтобы Шуре стало еще более тошно?
– Диана, – наконец решилась Шура, – Диан, я боюсь, что мне надо кое в чем тебе признаться…
– В чем?
– Это не слишком приятная новость… Диан, я такая идиотка. Что я наделала?
– Ах, ты это имеешь в виду? – рассмеялась подруга. – Шурик, да ты не переживай. Я уже все знаю. Ты, конечно, сука первостепенная. Но в данном конкретном случае я тебя полностью оправдываю. На твоем месте я поступила бы точно так же. Да что там – я так и поступила. Я отбила Егора у своей подружки, а у них, по ее словам, было серьезно. Но он такой шикарный мужик…
Они хором вздохнули.
– Диан, а откуда ты успела узнать? Кто тебе насплетничал? Неужели кто-то засек нас в той кофейне?
– О, вы в кофейне были? Как романтично… Нет, Шур, никто не сплетничал. Мне он сам позвонил и все рассказал.
– Когда?! Он же только что ушел! – изумилась Шура.
– Позавчера. Он сказал, что ты ему понравилась и что он собирается пригласить тебя куда-нибудь. Вот.
– Дианка… А ты точно не в обиде?
– На него – да, – призналась подруга, – меня еще никто так нагло и честно не кидал. А на тебя-то за что обижаться? Да и потом, некогда мне о нем грустить. У меня тут другой в гостях. Он сейчас в ванной, вот я тебе и звоню.
– Диана! Кто он?
– Умрешь, когда узнаешь, – захихикала Дианка. – Он француз. Ему семьдесят три года.
– Сколько?!
– Семьдесят три, – невозмутимо повторила Диана, – но лучше ты спроси о его годовых доходах. Замок на Луаре, двухэтажная квартира
– А в качестве сопутствующего товара – вставные челюсти, пигментные пятна на руках, радикулит и блестящая лысина, да? – поддела ее Шура.
– Зато он меня обожает. Во всяком случае, оплатил счет за квартиру и подарил костюм от «Диор». Сейчас мы идем по магазинам, и я всерьез рассчитываю на бриллиантовые серьги и портативный компьютер.
– Компьютер-то тебе зачем?
– Пригодится. На черный день. И потом, я ему сказала, что я известная писательница.
– Дианка, я тебя обожаю!
Шура была совершенно искренна. Сколько раз она ругала подругу за легкомыслие, за инфантильность и неразборчивость в любви. Но теперь из-за этой самой Дианиной легкомысленности они не поссорятся! У нее по-прежнему есть подруга! И Шура может больше не мучиться угрызениями совести.
В тот день они встретились с Дианой, погуляли по залам Центрального дома художника, пообедали в недорогом мексиканском ресторанчике, обсудили Егора и французского старичка. Домой Шура вернулась в наипрекраснейшем расположении духа – она закрепила на мольберте новый холст и рисовала, рисовала… Заволновалась она только в среду. Егор так и не позвонил.
Почему-то до этого самого времени Шуре казалось, что все в их отношениях давно предопределено – Егора она воспринимала чуть ли не как верного супруга. Она так часто мечтала о том, как в конце концов он сделает ей предложение, о роскошной свадьбе, о свадебном путешествии, скажем, на Канарские острова, что в конце концов почти поверила в эти грезы. Она даже решила сделать себе татуировку – что-нибудь радужное и шальное, как она сама, – например яркую бабочку на лопатке.
В среду она вновь встретилась с Дианкой, которая совершенно искренне поинтересовалась, как дела у Егора. Шура, вздохнув, призналась, что он так и не позвонил, на что Дианка объявила, что вообще-то это предсказуемо, потому что Егор Орлов – самый настоящий бабник. Потом Диана со слезами на глазах поведала, что и у нее неудача – французский старикан нашел себе новую пассию, восемнадцатилетнюю фотомодель. Тогда они поехали к Шуре домой, распечатали бутылочку сладкого кокосового рома (он вообще-то предназначался для коктейлей, но подруги пили его в чистом виде, ни с чем не смешивая). Первый тост был за «мужиков-козлов», второй и третий – тоже. Потом про мужиков они как-то позабыли, включили музыкальный телеканал и совершенно безобразно напились, одновременно вяло и зло обсуждая физические недостатки той или иной поп-звезды.
С тех пор Шура пребывала в миноре. Почему он не звонит? Почему? Почему?!
И в конце концов она сорвалась. Начала бить посуду о стены. Залила коричневой краской только что написанную картину – какой-то благостный сельский пейзаж. Получилось жутко – веселая зелень полей, аккуратные домики, и все это в мерзко-коричневых потеках. В какой-то момент Шура пожалела картину, а потом ей показалось, что так даже лучше. Есть в этом что-то… концептуальное. Подумав, она и название для новой работы сочинила: «Русское бездорожье».