Замуж за лучшего друга

Фиори Рина

Сейчас, когда наша игривая перепалка окончена, я чувствую на себе тяжёлый взгляд парня. И я знаю, что он означает: Богдан думает, как помочь мне. Он всегда думает обо мне, и мне иногда кажется, что когда парень женится, нам нужно будет перестать общаться, потому что его жена уж точно не поймёт нашей странной дружбы.

Мы слишком близки и слишком хорошо знаем друг друга. Даже несмотря на временную разлуку и обучение в разных городах, мы не прекращали общение, часами разговаривали по телефону, и его друзья непременно

считали, что я – его девушка.

Но я никогда не испытывала к Богдану каких-либо чувств, да и зачем такую замечательную дружбу портить никому не нужными отношениями?

Романовский поднимается с дивана и присаживается рядом со мной, но поскольку пуфик маленький и на нём нет места, парень садится прямо на пол, возле моих ног.

Мощными тёплыми руками Богдан обнимает меня за ноги и утыкается подбородком мне в бедро, заглядывая при этом в глаза.

– Не волнуйся, кнопка, мы обязательно что-нибудь придумаем, – говорит так, что я неизменно верю ему. – И певцу твоему отомстим, и со свадьбой как-нибудь выкрутимся.

Вымученно улыбаюсь, потому что я очень устала. Вся эта бравада и показное шутовство на самом деле просто для того, чтобы скрыть усталость и недосып.

Как дурочка, я занималась организацией свадьбы в то время, пока мой драгоценный жених зажигал на своей квартире с одной из моих подруг. Ещё и меня виноватой выставил, обозвав недотрогой и кандидаткой в старые девы.

А я ведь полюбила его, он так ухаживал…

– Игорь обещал звезду в мою честь назвать, как только денег заработает на такой подарок, – сама не знаю, зачем рассказываю это Богдану.

Парень хмыкает недовольно и отворачивается, видимо, чтобы я не видела скептического выражения его лица. Богдан своей фамилии Романовский не соответствует совсем, потому что романтика – это не его.

– А как мы можем выкрутиться со свадьбой? – спрашиваю запоздало, шокированная таким обещанием.

Дело в том, что у Богдана есть ещё одна особенность: он никогда не бросает слов на ветер. И если что-то говорит, то из кожи вон вылезет, но сделает то, что пообещал.

– Я… – парень едва открывает рот, чтобы что-то ответить, но не успевает, потому что раздаётся звонок в дверь.

– Ты ждёшь кого-то? – вопросительно приподнимаю брови.

– Нет вообще, – отвечает друг и направляется в сторону двери.

И, правда, странно, потому что его родители вместе с сестрой, насколько я знаю, тоже в отъезде.

Богдан первым выходит в прихожую, а я спешу следом. До ушей доносится сдавленное ругательство, когда парень открывает дверь.

Дурное предчувствие сжимает желудок, и во рту почему-то пересыхает. Я не слишком мнительная. Но сейчас чувствую приближение какого-то апокалипсиса и сразу же понимаю, в чём дело, едва выглянув из-за спины друга.

– Ах! – испуганно вскрикиваю и тут же прикрываю рот ладошкой.

Под

дверью, прямо на полу, стоит детская люлька. Простая, явно из тех, которые идут обычно в комплекте с коляской, ещё и жутко потрёпанная и старая.

А в ней лежит не котёнок или щенок, а самый настоящий ребёнок. Человеческий.

Глава 2

– Боже, что это? – выдыхаю растерянно, пока Богдан, сорвавшись с места, убегает вниз.

Присаживаюсь на корточки перед люлькой и заглядываю внутрь. Маленькое сморщенное личико буквально зарыто в ворохе грязных пелёнок и каких-то тряпок, а ведь на улице самый пик жары.

Хочется вынуть малыша из этого безобразия, тем более, я совершенно не могу понять, дышит ли ребёнок, но предпринимать какие-либо действия без Богдана не спешу.

Романовский возвращается примерно через минуту, становится напротив двери, широко расставив ноги и уперев руки в бока, и отрицательно качает головой.

– Никого? – роняю без всякой надежды в голосе.

Друг побежал вниз, чтобы, если повезёт, поймать того, кто посмел оставить ребёнка.

– Никого, – цедит обречённо.

Тоже наклоняется к люльке, но в отличие от меня, не боится и отодвигает в сторону пелёнки.

– Ну, что за люди, а! – причитаю, накрывая ладонью лоб. – Есть же больницы, детские дома, беби-боксы в конце концов. Какой ослице пришло в голову подбрасывать ребёнка в подъезд к незнакомым людям?

Мой голос вот-вот готов сорваться, а в груди так давит, будто это моего ребёнка выкинули на улицу. Ну, что за мать такая могла это сделать?

Богдан приподнимает руку вверх, а потом прикладывает указательный палец к своим губам, давая мне знак замолчать.

– Спит? – замираю в ожидании ответа, неспособная сделать хотя бы вздох.

Богдан кивает, и я выдыхаю облегчённо, потому что ожидала чего угодно и даже того, что младенец окажется мёртвым.

Парень продолжает рыться в люльке, пока, наконец, не вынимает из неё файл с какими-то документами.

– Что это? – заглядываю за его плечо с любопытством. – Свидетельство о рождении?

Удивлённо вчитываюсь в имя и фамилию ребёнка. Странно это всё, я думала, что кукушки стараются оставаться инкогнито, а не светить своими данными, когда выбрасывают ребёнка.

– Дан, давай вызовем полицию, а? – тяну жалобно. – И скорую, мало ли что с малышом, когда он родился?

– Неделю назад, – отвечает мрачно друг, продолжая рассматривать содержимое файла.

Не верю, нет. Как такое вообще возможно? Недельного ребёнка выкинуть, как котёнка бездомного? Котят, и тех жалко, когда выбрасывают, а тут человек, не понимаю, нет.

Сейчас полно кризисных центров, в которые можно обратиться новоиспечённой мамочке, если больше некуда пойти и нет средств к существованию.