Замуж за лучшего друга
Шрифт:
Пока парень разбирается с документами, я расхаживаю взад и вперёд, тщетно пытаясь справиться с внезапно возникшей головной болью. Щелчок и тихий поворот ключа в замочной скважине заставляет меня обострить слух в поисках источника звука.
Оглядываюсь по сторонам, краем глаза замечая, что друг рассматривает какие-то фотографии.
– Дан, соседка, – машу рукой в сторону квартиры напротив.
Романовский, недолго думая, хватает переноску с ребёнком в одну руку, второй обнимает меня за талию, и все вместе мы скрываемся за дверью его квартиры.
–
Парень не отвечает, широким шагом направляется в гостиную, а мне ничего не остаётся, как только семенить следом.
Богдан ставит переноску на пол, но тем временем не выпускает из рук документы, которые нашёл в люльке.
– Так, я вызываю скорую и полицию, – прокручиваю в руках телефон и выбираю нужный номер, но дозвониться не успеваю, потому что буквально через несколько секунд в люльке начинается возня и тихое мяуканье.
Мы переглядываемся с парнем, и я первая дёргаюсь к малышу. Аккуратно вынимаю младенца, отбрасывая в сторону ненужные тряпки.
– Кажется, ему надо поесть и памперс…
– Поменять? – подсказывает парень.
– Надеть, – отвечаю сквозь слёзы, не в состоянии отвести взгляда от крошечного комочка на своих руках.
Нерадивая мамашка даже не потрудилась надеть на малыша подгузник, просто завернула в несколько грязных пелёнок, которые уже успели намокнуть.
Сердце больно сжимается, неспособное принять ту жесткость, с которой вынуждено столкнуться.
Богдан крепко сжимает кулаки, а потом поднимается с дивана и идёт к журнальному столику, чтобы взять в руки телефон.
– Сначала закажу доставку, чтобы покормить ребёнка, а потом уже вызову, кого следует, – постановляет друг.
Машинально диктую ему, что может понадобиться для младенца. У моей тёти трое детей, и я с детства помогала ей, нянчилась, так что у меня превосходный опыт в этих делах.
Прохаживаюсь из одной стороны комнаты в другую с ребёнком на руках, и к своему удивлению обнаруживаю, что младенец вновь засыпает.
Класть его обратно в люльку выше моих сил, поэтому я просто присаживаюсь на край дивана вместе с малышом на руках.
Всё это время Богдан не сводит с меня глаз, пристально рассматривая, словно видит впервые.
– Что? – шепчу, чтобы не разбудить ребёнка. Хотя бы пока не приедет доставка с детским питанием.
– Ничего, просто непривычно видеть тебя с ребёнком на руках, – отвечает с теплотой в голосе и отводит взгляд.
– Когда ты вызовешь полицию и скорую? Я не уверена, что заказанная нами смесь точно подойдёт ребёнку. Это же всё очень серьёзно, Богдан, его нужно показать специалистам, да и полиция должна заниматься поиском матери…
– Я не буду вызывать полицию, – отвечает категорично.
– В смысле, Богдан, а скорая? – продолжаю настаивать и взывать к здравому смыслу своего друга.
– Вместо скорой приедет дядя Боря, если ты не забыла, он лучший педиатр в городе.
Ну, да. У Романовского
Насколько я знаю, дядя Егор даже хотел скинуть на сына руководство клиникой, но Богдан выбрал специальность совершенно в другой сфере, чем вызвал недовольство родителей в своё время. Так же как и я, выбрав профессию блогера, вместо того, чтобы приобщаться к семейному бизнесу.
Спорить с парнем, особенно когда у меня младенец спит на руках, не самая лучшая идея, поэтому я благоразумно молчу. Тем более, надеюсь, что врач внесёт свою лепту и объяснит парню, что он поступает неправильно.
Спустя минут двадцать приезжает Борис Александрович.
Седовласый мужчина окидывает хмурым взглядом ребёнка на моих руках, но лишних вопросов не задаёт.
– Где я могу его осмотреть? – интересуется сухо, обращаясь к Богдану. – Нужен стол или хотя бы кровать.
Парень встаёт с дивана и идёт в свою комнату, спустя полминуты возвращаясь оттуда с полотенцем в руках. Расстилает его прямо на диване и кивает, чтобы я положила малыша.
Мне непонятно поведение Богдана: он слишком загадочен и молчалив. Но сейчас не до того, чтобы выяснять причины и закидывать Романовского вопросами.
В дверь звонят, и Богдан уходит, чтобы встретить доставку, а я пока укладываю спящего ребёнка на полотенце и аккуратно снимаю с него оставшуюся тоненькую пелёнку.
То, что предстаёт перед моими глазами, заставляет сердце сжаться в очередном болезненном спазме. Пуповина, она даже ещё не зажила до конца, и прищепочка, которую обычно цепляют в роддоме, на месте.
Чувствую, как по щеке катится слеза, но ничего не могу с собой поделать. Я выросла в полной и любящей семье, в которой помимо меня ещё двое младших детей, и никогда в жизни не видела подобной жестокости.
Родители нас любили и баловали, давая всё самое лучшее, и потому мне сложно понять, что должно быть в голове у женщины, выбросившей своего ребёнка, как вещь.
– Возраст ребёнка? – спрашивает Борис Александрович, вырывая меня из размышлений.
Ловкими отточенными движениями он проводит необходимые манипуляции, прослушивает лёгкие и сердечко, прощупывает животик. Малыш кряхтит, но упорно продолжает спать.
– Богдан сказал, что неделя, – отвечаю мужчине, не сводя при этом глаз с маленького создания.
Врач вынимает из своего чемоданчика какие-то препараты, быстро обрабатывает пуповину и снимает перчатки.
– Я напишу рекомендации по уходу, список препаратов и название смеси, которая должна подойти. Через три дня приеду ещё раз, – вынимает из кармана халата листок и ручку.
Он спрашивает у меня, знаю ли я, как кормить ребёнка, подмывать и менять подгузники. Я киваю на автомате, совершенно не понимая, к чему Борису Александровичу понадобилась это информация.