Замуж за Зверя
Шрифт:
Я толком не вижу его, но понимаю, что он — огромен. Мощная фигура, вся к черном, ленивая поза победителя. Властителя мира. Нервные пятна стробоскопа высвечивают кажущееся бледным лицо с темными, страшными глазами.
Он не сводит с меня хищного взгляда, плавно, не торопясь, исследует всю мою фигуру — от туфель на высоких каблуках, выше — по узким джинсам, кофте с не очень скромным вырезом, лицу. Его взгляд тяжел, толкает в грудь, как кулак. Бьет, не давая дышать.
Я замираю, не в силах пошевелиться, словно
Музыка грохочет, люди танцуют, но все это отходит на второй план.
А на первом — он.
Хищник с темным яростным взглядом. Он, словно на крючок, подцепляет меня на него. Не дает освобождения.
Я нелепо провожу руками по волосам, пытаясь сбросить морок, а он, не убирая от меня взгляда, лениво подносит ко рту мундштук кальяна…
Глава 6
Открываю глаза и тут же со стоном закрываю. Голова болит ужасно, виски пульсируют, и ощущение, будто под веки насыпан песок.
Невозможно даже повернуться, сразу боль усиливается. Кроме боли, еще слышу какой-то ужасный монотонный вой, или ной, который забуривается в затылок и добавляет страданий.
Когда я начинаю стонать и хвататься за голову, вой прекращается, а мои губ касается край стакана:
— Вот, выпей, выпей, девочка моя, маленькая моя, как же так, как же так? А-а-а-а-а-а-а-а-а…
Так вот, что это за вой! Ох… Пожалуйста, не надо, прекратите…
Я глотаю прохладный напиток. На языке ощутимая кислинка, молочная такая… Что это?
— Это айран, моя хорошая, ты пей, поможет… Как же ты так? Ай-ай-ай-ай-ай…
Не на-а-а-а-адо-о-о-о-о…
Я еще пью, а потом пробую прекратить вой.
— Не-е-е… — ох, это мой голос? Кошмар какой!
— Что? Что, девочка? Еще пить? На, еще попей!
К губам опять подносят кружку. Я послушно пью.
И затем еще раз пробую голос:
— Не на-до… Пла-кать…
— Ой, ну как же не плакать, девочка моя, как не плакать? Ведь еле живая! Я перепугалась! Что скажу твоему отцу? А маме? Ах, какой несчастье! Ох…
— Не на-до… Го-во-рить…
Я не знаю, о чем она собралась рассказывать моим родным, но чувствую, что не надо! Нельзя!
Без сил откидываюсь на подушку, так и не сумев открыть глаза. Не знаю, кто рядом со мной, по голосу не могу опознать. Кто-то из тёток, похоже.
И это хорошо. Значит, я в доме бабушки.
Но что случилось? Что со мной?
Голова на попытки вспомнить отвечает болью, и я опять со стоном закрываю лицо руками.
— Ох, девочка моя! Девочка! Надо же было так упасть неудачно? И Алия моя тоже… Ах!
Значит, это тетка Аиша, мать Алии и Рустама.
Имя сестры тут же пробуждает болезненные воспоминания.
Наша прогулка, клуб, танцы… Мужчина в мягкой зоне.
И руки, надежные, сильные…
Меня касался мужчина. Куда-то нес… Ох… Что сделал со мной? Почему я ничего не помню?
А сестра? Что с ней?
— Алия… Что с ней?
Язык еле ворочается во рту, кажется, он распух и не помещается!
— Ох, с ней все хорошо! Она не пила спиртного, просто упала…
— Я тоже… Не пила…
— Ладно, девочка моя, пока не будем… Рустам отговорил меня звонить твоим папе и маме… Я не знаю, как ты себя вела у себя дома, что тебе позволяли… Просто здесь мы не разрешаем пить спиртное… Тем более, девушкам на выданье, невестам! Позор, какой позор!
— Я… не…
— Лежи, отдыхай, моя хорошая. Хорошо, что ничего не случилось плохого.
Я пытаюсь сказать, что не виновата, что ничего не пила и не хотела идти, но сил нет, тетка уходит, а я опять погружаюсь в муторный сон, наполненный мельканием светомузыки, воплями боли и звериным жутким рычанием. А затем я вижу цепкий внимательный мужской взгляд из полутьмы клуба… И проваливаюсь в блаженное беспамятство.
Просыпаюсь только вечером, судя по темени в комнате и за окном. Голова уже не болит, но слабость во всем теле жуткая. Привстаю, ищу телефон. Он совершенно разряжен, не удается даже время посмотреть.
Включаю наощупь ночник.
Оглядываюсь.
Я одна, в доме тихо.
Сажусь на кровати, какое-то время пытаюсь отдышаться, чувствуя ужасную слабость внутри.
Но надо двигаться. Хочется пить, желательно, того напитка, что давала тетка. И надо зарядить телефон. Судя по всему, я проспала полный день, наверно, мама и папа с ума сходят!
Ищу зарядку, включаю телефон.
И удивляюсь на безмолвие.
Нет, в соцсетях полный порядок: Лаура уже десять сообщений прислала, удивляясь, что я не отвечаю ей, Скотт тоже подключился, в нашем общем чатике — безумие и угрозы приехать за мной.
Торопливо отписываюсь, что все хорошо.
Чат тут же взрывается смс с вопросами. Но я пишу, что потом на все отвечу, и выхожу.
Звонков мамы и папы нет.
Так странно.
И страшно.
Неужели, они уже сюда летят?
Но почему не звонили?
Я старательно думаю о чем угодно, кроме произошедшего со мной и Алией этой жуткой ночью.
В памяти по-прежнему нет никаких воспоминаний о том, как я попала в дом бабушки.
И это жутко.
Страшась, проверяю себя на наличие… Следов? Хоть каких-то… На запястьях — синяки от пальцев. Это те парни хватали. Подхожу, пошатываясь к зеркалу.
На горле, груди, ничего нет. Ниже — нет. И, судя по ощущениям, ниже — тоже ничего. Губы, правда, побаливают… Потрескавшиеся от обезвоживания и красные, словно… Натертые? Как я так успела? Обо что терлась?