Замужем за облаком. Полное собрание рассказов

Кэрролл Джонатан

Эдмондс опустил голову, крепко прижимая трубку к уху:

– Однако все происходит наоборот, Кен: чем дольше поиски, тем больше обнаруживается пробелов в памяти. Я очень многое забыл… Это ужасно. Такое впечатление, будто у меня ампутированы некоторые участки мозга. В своем доме не узнаю свои же вещи. Но ведь они были частью нашей совместной жизни!

В конце фразы Эдмондс услышал в собственном голосе испуг. И он действительно был испуган.

Элфорд заговорил после долгой паузы:

– Возможно, первая половина отмеренного нам срока предназначена для жизни как

таковой, а вторая отводится для воспоминаний – или попыток вспомнить. С этой точки зрения мы поступаем неправильно, тратя время на стенания по умершим. Вместо этого следует вспоминать, наслаждаясь каждой деталью, которую удастся выудить из забвения. И всякий раз, когда это происходит, мы чувствуем себя лучше, потому что таким образом наши близкие понемногу возвращаются к нам; это все равно что заново создавать их с нуля. – Внезапно Кен рассмеялся. – Немного напоминает создание франкенштейновской версии жены из всего, что тебе удалось о ней вспомнить. – Он вновь усмехнулся и продолжил: – Шучу, да… но вы-то меня понимаете. Это одна из причин, почему я постоянно ношу в кармане ее подарок, – когда я прикасаюсь к ножу, он говорит: «Хватит скорбеть, лучше попробуй вспомнить».

Слушая его речь, Эдмондс вертел в пальцах янтарного слоника. Он хотел, чтобы тот с ним заговорил, как нож Элфорда. Чтобы подробно описал события того дня, когда жена получила его в подарок. Что она говорила? Как была одета? Следуя совету Кена, Эдмондс сомкнул пальцы на сувенире и, беззвучно двигая губами, попросил:

– Расскажи мне.

Вода не может волноваться

За ужином в тот вечер он сообщил ей о своем открытии:

– Сегодня я провел тайную операцию.

Глаза ее загорелись, и она кивком попросила его продолжать, потому что любила эти его истории. Ей нравилось, как он их рассказывает.

– Знаешь квартиру на третьем этаже прямо под нами? Ту, где идет нескончаемый ремонт?

– Еще бы! Мы ведь об этом говорили на прошлой неделе, помнишь?

– Ну так вот, мне наконец-то удалось туда проникнуть. Я заметил, что ежедневно около полудня рабочие уходят обедать и отсутствуют примерно полчаса. Дверь они чаще всего оставляют открытой – наверно, чтобы проветрить помещение. И я пошел на разведку. Захотелось взглянуть, что они там делают уже черт знает как долго.

Она улыбнулась. Ее парень вечно вытворял такие вещи – совал свой нос туда, куда не следует, или шокировал неприличными вопросами совершенно посторонних людей, рискуя нарваться на неприятности. И порой нарывался, однако его умение располагать к себе людей помогало выпутываться из самых опасных ситуаций. Словом, тот еще хлюст, но при желании он мог быть забавным и очаровательным. Ей не терпелось послушать его историю отчасти в надежде на то, что его таки поймали. Интересно, как он выкрутился в этот раз.

– Когда я вошел, внутри никого не было, и я прикинул, что имею минимум четверть часа на то, чтобы осмотреться.

– А потом они вернулись? Что ты им сказал? Что было дальше?

Ему нравился энтузиазм, с которым она принимала

его рассказы, но не нравились ее попытки забежать вперед и поскорее узнать развязку. Ну какой смысл в шутке, если свести ее к одной финальной фразе?

– Погоди! Дай рассказать по порядку.

Он поднял руку ладонью вниз и погладил воздух, как будто гладил ее по макушке, успокаивая и призывая к терпению.

Ей в нем нравилось очень многое, но не нравилось то, как он порой с ней обращался, – словно ей было девять лет от роду.

– И знаешь, что я нашел там после стольких недель работ? Пустоту – абсолютную пустоту. За это время можно несколько раз отремонтировать и меблировать квартиру, так нет же! Там вообще не оказалось мебели – ни единого стульчика. Да, отделано все в лучшем виде, это факт. Наверняка вбухали кучу денег в паркетные полы, кухонную стойку из белого камня и все такое. И полно всяких выпендрежных приборов на кухне – космический корабль, и только. Кто-то здорово раскошелился на все это, но сама квартира пуста, как ледовый каток в разгар лета.

Она пропустила мимо ушей его последние слова, самозабвенно рисуя в своем воображении восхитительно гладкий паркет карамельного цвета и белокаменные кухонные стойки. Ей хотелось такую же квартиру! Как часто она мечтала о квартире или особняке, где будут такие паркетные полы и стойка, а также большие эркерные окна с видом на сельский ландшафт – или на море! Из ее нынешней квартиры была видна лишь грязная суетливая улица, где беспрестанно сигналили машины, а по ночам драли глотку пьянчуги. Она пыталась представить себе, что эта квартира находится не здесь, а в каком-нибудь романтичном и экзотическом месте, вроде Рима или Экс-ан-Прованса. Тогда, по крайней мере, это была бы грязная римская улица, и пьянчуги орали бы на благозвучном итальянском языке, а не просто мать-перемать.

– А что там есть еще?

– Я же сказал – ничего. Квартира совершенно пуста.

– Я не об этом! – нетерпеливо вскричала она. – Я про отделку квартиры – что еще ты там видел? Опиши подробнее.

Однако он настроился продолжать рассказ, не отвлекаясь на пустяки вроде оконных рам или цвета дверных ручек.

– Я же сказал, там все отделано по высшему разряду. В кругленькую сумму обошлось, как пить дать… Ну вот, значит, не прошло и четверти часа, как объявляется один из работяг. И представляешь, он ничуть не удивился, когда меня там застал. Во всяком случае, не подал виду. Стоит себе с улыбочкой и вроде как ждет, что я ему скажу. В смысле – объясню, что мне тут нужно.

Она молчала, не поощряя его к продолжению. Приглядевшись, он заметил, что она беззвучно негодует. Почему? Что такого он сделал? Чуть погодя он понял и теперь уже сам был готов возмутиться. Она становилась чертовски упрямой, когда чего-нибудь очень хотела. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и громко, с нажимом, произнес:

– Что еще я могу сказать о квартире? Полы отполированы до зеркального блеска. Кухня похожа на кабину звездолета. Ах да, в ванной комнате отдельно душевая кабина и большая ванна. Тебе бы это понравилось.