Замужество мисс Монктон
Шрифт:
Когда леди Осборн сообщила, что Чарльз поедет с ними в театр, Мария весь день нервничала, ожидая его появления и гадая, как он поведет себя после их ссоры по дороге от Генри. То она думала, что он все еще сердится на нее, считает ее неблагодарной и презирает за вспышку гнева. То надеялась, что он вовсе не хотел показаться таким властным и самоуверенным и готов извиниться.
По большей части все, что она ему тогда наговорила, объяснялось ее разочарованием и гневом, и Марии очень хотелось верить, что они вернутся к прежним
К тому моменту, когда он появился в гостиной, уже одетый для театра, где Мария дожидалась леди Осборн, она до того извелась, что при виде его чуть не вскочила с кресла.
Она устремила на него долгий взгляд, от волнения потеряв дар речи.
Помня, что всегда теряется в его присутствии, она нарочно стала думать о прозаических вещах — хорошо ли она выглядит, удостоит ли он ее своего одобрения. Но, на этот счет она беспокоилась напрасно: взгляд, которым он окинул ее туалет и прическу, отразил его полное восхищение и… нечто большее, и Мария отчаянно смутилась.
— Вы выглядите прекрасно, Мария, красивая, изящно и модно одетая леди. Ваше появление произведет настоящий фурор, — светским тоном сказал он, подойдя ближе.
— Очень надеюсь, что вы ошибаетесь. Мне хотелось бы только одного — спокойно и приятно провести вечер в театре.
— Вообразите, мне тоже. Думаю, у нас есть время немного выпить.
Он ловко наполнил искрящимся шампанским два бокала и один протянул Марии. Она осторожно пригубила напиток и хотела присесть на диван, но Чарльз удержал ее. Достав из внутреннего кармана фрака продолговатую коробочку, обтянутую бархатом, он извлек из нее ожерелье из маленьких жемчужин и жемчужные серьги в форме капли.
Мария ахнула от восторга и погладила колье кончиками пальцев.
— Какой дивный жемчуг!
— Это вам подарок от меня, Мария.
Мария вскинула на него острый взгляд. Если у него есть женщина, почему он дарит ей жемчуг? Она ничего не понимала.
— Я вспоминаю, когда мы были во Франции, вы что-то говорили мне про жемчуг. Я сказал, что он подходит вам больше, чем бриллианты, что жемчуг гладкий и приятный на ощупь.
Она так смутилась, что едва могла вздохнуть.
— Д-да, я помню.
— И еще я сказал, что с удовольствием надел бы вам жемчуг сюда, — вкрадчиво произнес он.
Взяв у нее бокал, он поставил его на столик и ловко прикрепил серьги к одному, а потом к другому ее ушку. Затем повернул ее лицом к большому зеркалу в золоченой раме, что висело над камином.
— И вот сюда.
Он надел на нее жемчужное ожерелье и с невозмутимым видом стал застегивать бриллиантовый замочек, вызывая в ней приятный озноб прикосновением своих длинных горячих пальцев.
— Чарльз, вряд ли я могу принять такой дорогой подарок.
— Почему?
— Нет, конечно, понравился. Жемчужины такие ровные, одна к другой, такого нежного сияющего оттенка. Но…
— Никаких но. Мне доставляет огромное удовольствие подарить вам красивую вещь. Я буду оскорблен, даже смертельно оскорблен, если вы не примите моего подарка.
Она вздохнула:
— Что же я могу на это сказать — только выразить вам свою признательность.
— Я оценю ее лишь в том случае, если вы выразите ее не на словах, а поцелуем, — возразил он.
Мария смутилась, но, видя, что на меньшее он не согласен, повернулась и быстро прикоснулась губами к его тщательно выбритой щеке.
Он недовольно нахмурился:
— Я бы не назвал это благодарным поцелуем за такой восхитительный подарок. Вы просто клюнули меня в щеку.
— Я поцеловала вас.
— А я говорю, нет. Мое определение поцелуя отличается от вашего, и, смею думать, я больше вашего разбираюсь в поцелуях.
Потянув ее за руки, он вдруг крепко прижался к ее губам. Мария вздрогнула, как испуганная птичка, но Чарльз крепко ее обнял, не прерывая страстного поцелуя, а затем погладил по обнаженным рукам.
Наконец он отпустил ее и улыбнулся:
— Ну, вот это другое дело.
— Может быть, для вас, но простите меня, если и скажу, что несколько смущена.
Он усмехнулся:
— Не понимаю почему. Я ведь уже целовал вас, помните?
— Вряд ли я смогу это забыть.
Чарльз посмотрел в ее смущенные глаза и с трудом подавил желание снова поцеловать ее.
— Мария, — вдруг став очень серьезным, произнес он и замолчал, как будто подыскивая слова. — Я относительно того вечера, того, что я тогда сказал…
— Что именно? — переспросила она, чувствуя, как кружится у нее голова после поцелуя.
— Только не говорите, что вы не помните, как я вас рассердил, за что вы меня серьезно отчитали. Меня с детства никто так не отчитывал!
— Да, помню. И, по-моему, вы вполне это заслужили.
— Вы наверняка считаете, что я должен извиниться за свое высокомерное и деспотическое поведение.
Мария задорно засмеялась:
— Что ж, я бы это оценила. Но только в том случае, если вы действительно считаете себя виноватым. Иначе это не имеет смысла.
— В таком случае я прошу простить меня.
— Чарльз Осборн! — Она радостно улыбнулась. — Вы самый несносный человек, какого я только встречала.
— Не стану с вами спорить, и все-таки… я вам нравлюсь, Мария, не так ли? — тихо прошептал он с небрежным видом, но в его тоне слышалось настойчивое желание немедленно услышать ответ.
— Вряд ли я решусь это отрицать, поскольку согласилась воспользоваться уютом и комфортом вашего прекрасного дома. — В сердце ее проснулась надежда — если он так говорит с ней, значит, у него нет другой женщины.