Заначка на черный день
Шрифт:
На выезде машина «неотложки» зацепила краем за бампер желто-синего, как попугайчик, автомобиля ГИБДД. Водители выскочили, начали ссориться.
— Мы у тебя сейчас права отберем! — кричал милиционер.
— А я вас всех в травмопункт отвезу! — не уступал ему водитель «скорой помощи».
Вмешательство наших мальчиков — молоденького безусого доктора и юного усатого сержанта — привело к тому, что эти два достойных экипажа едва не подрались, причем пожилая фельдшерица тоже участвовала. Знай наших!
Зинка Учонкина, наблюдая эту картину, толкнула меня в бок своим деревянным локтем и ехидно спросила:
— А если «скорая» с милицией дерется — куда звонить? Пожарным?
2
Конечно
Выглядел он, конечно, обалдевшим, испуганным, хоть и пытался казаться возмущенным и грозным, аки Зевс-громовержец. Еще бы! Тормознули на дороге, крутанули под белы рученьки, сгребли — и в камеру, а он ни сном ни духом не ведает, за что. Конечно, мне было перед ним немного неловко… первое время, пока я не напомнила себе, что это он обчистил Свету Самушкину и из-за него бедную девушку убили. Так что, в некотором роде, мы с Зинаидой могли считать себя орудиями Божьего гнева, так сказать, бичами Божьими.
Когда его проводили мимо нас, я подтолкнула задремавшую Зинаиду, соскочила с лавочки и с отчаянным криком:
— Убийца! Подонок! Это он, ребята! — кинулась, подняв сжатые кулачки, к ненавистному похитителю моего богатства. Конвой перехватил меня, но Зинка Учонкина, едва продрав глаза и не очень разобравшись в ситуации, заорала хрипло, как ворона:
— Мочи гадов! — и рванула мне на подмогу.
Я же говорила, что Зинаида — боевой товарищ, не подведет. Тут уж досталось и Ивану Колядко, который только таращил испуганные непонимающие гляделки, и, к сожалению, конвою. Нас скрутили и выставили за порог отделения, пообещав привлечь за хулиганство. На наше счастье пошел сильный дождь, холодный, частый, мы взмолились с крыльца, покаялись, сослались на пережитый стресс, истощенные жизнью нервы — и дежурный милостиво разрешил нам вернуться.
— А теперь чего делать-то? — свистящим шепотом спросила меня Зинаида, отряхиваясь от капель дождя, точно большая умная дворняга. — Чего ждем-то?
— Надо адрес этого типа узнать! — также вполголоса объяснила я, трясясь от холода.
— А как?!
— Не знаю я! Так же просто его у дежурного не спросишь! Не даст, подумает, что убить хотим! Давай перекурим, подумаем…
Знаете, за что я, безусловно, уважаю мужскую биомассу? За изобретение курения. Все-таки молодцы мужики, хоть и сволочи! Сколько трудных вопросов разрешалось в ходе маленькой паузы на «палочку здоровья»! Насколько больше глупостей в своей жизни — и каких глупостей! — могла бы я натворить, если бы в десятом классе мальчики не научили бы меня курить!
Вот и теперь мы с Зинаидой под удивленными взглядами молчаливых мокрых патрульных, зашедших в отделение погреться, неторопливо выкурили по две сигареты в каком-то вонючем закутке коридора, над ведром, с надписью на стене «Место для курения» — и ситуация неожиданно приняла совершенно новый оборот! В дежурке раздался скандальный женский голос:
— Здесь незаконно задержали моего мужа! Я жена Ивана Дмитриевича Колядко и требую его немедленного освобождения! Садисты! Изверги!
Мы осторожно выглянули из-за угла
Дежурный, которого она уже достала своими воплями, едва завидев нас, злорадно усмехнулся и подчеркнуто вежливо предложил даме:
— А вот, кстати, не желаете ли пообщаться с родственниками женщины, пострадавшей по вине вашего мужа? Они его тут чуть не побили, между прочим!
Дама пренебрежительно глянула через плечо. Я так и знала! Макияж «Армагеддон», или «Как дети видят мир». Оранжевое и зеленое. Ничего другого от этого ходячего цитрусового ожидать не приходилось. Оценив наши решительные угрюмые физиономии, взвесив мысленно физические параметры Зинаиды, она сочла за благо не связываться и, сбавив тон, попросила дежурного о свидании, незаметно сунув ему в окошко смятую купюру. Как говорится, не оскорбляй человека предложением взятки, просто положи деньги на видное ему место…
Дежурный молниеносно произвел какую-то хитрую манипуляцию с амбарной книгой временно задержанных, в результате которой купюра, не коснувшись его пальцев, растворилась со стола, как будто ее там никогда и не было. По-моему, он больше опасался бдительного ока сослуживцев, жаждущих дележа, нежели наших укоризненных взоров. Вот она, наша хваленая законность! Сейчас он отпустит этого Колядку, тот сядет с горячо любимой супругой (бр-р-р!) в автомобиль — и адью! А мы-то с чем останемся? С Маргаритой, которую еще надо выручать из травматологии?!
Перед госпожой Колядко без скрипа распахнулась хорошо смазанная, обитая железом дверь «в номера».
Я схватилась за телефон. Нам срочно нужен был транспорт! Веник поначалу очень обрадовался, услышав мой голос, но тотчас сник.
— Но ты же знаешь… я не могу сейчас в гараж! Уже темно! Мне из дому не выйти, честное слово!
Вот они, мужики! Ради женщины не в силах преодолеть даже свои неврозы! Не подумайте, я не стала унижать старого байкера. Просто поблагодарила корректно. Умею я так сказать спасибо, что человек себя последним дерьмом чувствует. Он начал длинно извиняться, но мне уже не до того было.
Жена Колядко после непродолжительного свидания с мужем вышла не то что успокоенная, а даже какая-то радостная, приподнятая. Все в ней точно взвинтилось — и ресницы, и сумочка на перекрученном ремне, и прическа. Она пошла прямо к нам играющей походкой, на носочках, прямо-таки приплясывая на ходу. При общем сиянии невыразительной, блеклой физиономии этого апельсинового дерева, бесцветные брови ее были сведены, а толстую плоскую переносицу перечеркнула глубокая вертикальная складка. Она явно решилась предпринять что-то очень важное в своей жизни… а может быть, и не только в своей. В общем и целом она напоминала дредноут времен Первой мировой войны, на полных парах рвущийся в морское сражение в надежде на долгожданную и окончательную победу. Большая голова поворачивалась на короткой толстой шее влево-вправо в поисках врага, как носовая башня. Глазища — что твои орудия главного калибра! Только дыма из труб да реющего флага за кормой не хватало.