Занавес поднимается
Шрифт:
— Нет, мы познакомились на первом чтении пьесы. Ей была нужна компаньонка, которая могла бы вместе с ней платить за квартиру, а я подыскивала новое жилье. Это было удачным решением проблемы, особенно с моей стороны. Новая квартира лучше той, где я жила раньше.
— И намного дороже, я думаю?
— Ну, не намного. Я вполне могу платить свою долю, и даже еще что-то остается на черный день.
— А Лиз оплачивала эту квартиру полностью перед тем, как ты вселилась в нее. Либо у нее небедные родители, либо сказочно богатая крестная мать.
— Возможно. — Керри
— …но уже поздно, и мне пора идти домой, — закончил он за нее, вдруг развеселившись. — Хорошо, мисс Недотрога, я знаю, что потерпел фиаско.
Около дома он попросил таксиста подождать его и проводил девушку до входной двери.
— Ровно одиннадцать, — сказал он. — Точность — вежливость королей!
Керри засмеялась, нажимая на ручку двери.
— Спасибо, Адриан, мне все очень понравилось.
Он не сделал попытки задержать ее:
— Встретимся утром.
Лиз свернулась калачиком на кушетке в пижаме и халатике, накинутом на плечи. Она потягивала из дымящейся чашки какао и лениво листала какой-то журнал.
— Ты рано, — удивилась она. — Хорошо провела время?
— Неплохо. — Керри аккуратно повесила манто на спинку стула и присела на краешек кушетки со вздохом облегчения. — Как же давно я не танцевала!
— И это все, что ты делала сегодня?
— Если ты хочешь узнать, пытался ли Адриан склонить меня к интимным отношениям, ответ будет — нет. Между прочим, весь вечер он вел себя как настоящий джентльмен. — Она помолчала. — А кстати, ты до сих пор не сказала мне, с кем завтра пойдешь на вечеринку.
— Это потому, что я еще не решила, кого пригласить, — беспечно отозвалась Лиз. Она положила журнал на кофейный столик и встала с кушетки. — Я пошла спать. Ты идешь?
Убирая одежду, Керри подняла манто и пробежала по нему пальцами, ощущая шелковистость меха.
— Огромное спасибо за то, что выручила меня. Я чувствовала себя в нем замечательно.
— Не благодари. — Лиз повернулась к ней и странно улыбнулась: — Быть может, однажды я тоже кое-что попрошу у тебя.
Райан оказался прав. На прогоне спектакля Уоррен хмурился, чесал в затылке и, увидев конечный результат, тут же начал все переделывать как одержимый. Большинство актеров восприняли изменения философски, хотя, как Керри заметила, Райан, внимательно выслушивавший каждую новую идею, часто переиначивал все на свой лад, а иногда полностью игнорировал замечания режиссера. Его политика заставила девушку улыбнуться. Он охотно следовал всем указаниям в том случае, если они совпадали с его собственным мнением, но все остальное пропускал мимо ушей. Его Антоний не будет Антонием Уоррена — остроумный, мудрый, настоящий мужчина, бесконечно трагичный в своей гибели.
Отношение Паулы к замечаниям было совершенно другим. Когда она не соглашалась с режиссером, разгоралась дискуссия — актриса, не считаясь со временем, оспаривала детали постановки до победного конца. Уоррен постепенно терял терпение, стал делать язвительные замечания, и вскоре исчезли все надежды на мирное разрешение конфликта, а они с Паулой начали
— Нет, нет, нет! — завопил Уоррен в середине третьей сцены. — Не «Тебя зовет законная жена — так отправляйся», а «Тебя зовет законная жена? Так отправляйся!». Она задает вопрос и сама же отвечает, прежде чем он успевает заговорить. Почему вы не можете сказать это именно так?!
— Потому что это не так! — прозвучал резкий ответ со сцены. — Она констатирует факт: Фульвия требует, что Антоний вернулся, и тут же отпускает его.
Уоррен всплеснул руками, как бы призывая небеса засвидетельствовать, какой он несет крест, вздохнул и попытался изменить свою тактику:
— Паула, дорогая, вы устали, я устал, все устали. Может быть, если мы немного отдохнем…
— Я совершенно не устала, — заявила Паула. — Но если кому-нибудь требуется отдых… — Усмехнувшись, она повернулась к Райану: — У тебя найдется сигарета для меня, дорогой?
Керри направилась за кулисы, где собрались не занятые в сцене артисты, когда Райан протянул Пауле свой золотой портсигар. Уоррен прав, подумала девушка. Даже не принимая во внимание пунктуацию, данную в тексте, более естественно для Клеопатры произнести эту фразу так, как он говорит, это более соответствует ее изменчивой натуре. И Райан первым признал бы значимость момента, если бы это имело отношение к его Антонию.
У нее сильно разболелась голова, и она переменила свое решение присоединиться к обсуждению инцидента. Она миновала группу спорящих актеров, прислонилась к стене и попыталась расслабиться. Весь день ее мучила головная боль, а у нее, как назло, не было с собой таблеток. В первый раз ей захотелось, чтобы репетиция поскорее закончилась.
Чья-то рука приподняла ее подбородок, и глаза девушки широко открылись: Райан внимательно разглядывал ее лицо. Затем он отступил на шаг и засунул руки в карманы своих рыжевато-коричневых брюк.
— Почему вы так близко к сердцу принимаете все, что говорит Уоррен? — спросил он. — У вас уже должен был накопиться опыт общения с режиссерами, вы должны были научиться противостоять им, не разваливаясь при этом на мелкие кусочки.
— Как Паула? — не смогла удержаться Керри.
Он ухмыльнулся:
— Нет, не как Паула. Будь вы сегодня на ее месте, от вас осталась бы кучка пепла. Все, что я хотел сказать, — это чтобы вы проще к этому относились и мотали на ус. Уоррен нетерпелив, он настоящий деспот, но знает Шекспира как свои пять пальцев.
— Да, я заметила. — Керри выглянула из-за плеча Райана и посмотрела на сцену: Паула как раз шагнула к рампе, чтобы продолжить спор с режиссером. — А кто, по-вашему, прав в этом случае?
— С художественной точки зрения, я бы сказал, Уоррен. Однако Паула играет свою роль, и, если она чувствует, что Клеопатра должна говорить именно с такой интонацией, значит, к ее мнению стоит прислушаться. Когда страсти накаляются, актер становится стержнем, вокруг которого вертится колесо. — Решив, что тема исчерпана, он спросил: — Я слышал, вы и Лиз собираетесь сегодня пойти к мальчику-мажору на вечеринку?