Занимательная геометрия
Шрифт:
— Викуль, подожди… Совсем немножко, и все будет, как ты захочешь. Хорошо? — И жаркие губы снова гуляют по груди, дразня легкими укусами и лаской игривого языка, но все равно — не так, как нужно, все равно — мало… И Вере так хочется прижать его крепче, но запястья все так же сжаты, и даже дернуться, лишний раз, нельзя.
Эта сладкая, невозможная пытка продолжалась бы еще бесконечно долго, но Денис, вдруг, решил поймать очередной стон, выпить его, и сам попался. Вера больше не желала сдаваться…
Она вложила в этот поцелуй все, что сейчас в ней сгорало и плавилось, не находя выхода, заставляло оседать на слабеющих ногах, и бессильно требовать снисхождения…
Терпение
— Ну же, Денис, ну… — Она подгоняла его, не стесняясь. — Пожалуйста!
— Тише, маленькая, подожди. — Его шепот был таким же прерывисто — сбивчивым, не очень внятным… Вера, скорее, догадалась, чем разобрала, о чем он…
А потом события разворачивались, будто спиралью скрученная пружина — мощно, быстро, оглушающе, горячо. Вселенная Веры готовилась к взрыву, ведущему то ли к гибели, то ли к рождению сверхновой…
Она плохо помнила, как Дэн разделся окончательно, как они перемещались из ванной комнаты в спальню… В памяти задержался лишь его мучительный стон, когда он, передумав, снял её с туалетного столика и куда-то понес… Её возмущения ничего в тот момент не значили. Он лишь тихо, отрывисто шептал, что сейчас не время, что столик проверят на прочность потом. А сначала, все нужно сделать правильно. Что значит "правильно", Вера не понимала, и была очень против, и хотела всего здесь и сейчас. На Дэна её уговоры не действовали. Пришлось соглашаться…
А потом, отдельным ярким пятном в сознании — гладкость атласного покрывала, слегка охладившего разгоряченную до боли кожу. И руки Дениса, которые постоянно путались в волосах, и он останавливался, чтобы их аккуратно убрать, а через пару секунд — снова запутаться.
И, будто новый поворот калейдоскопа, — дружный протяжный стон, когда Дэн, наконец, одним мощным рывком наполнил её, вызывая разноцветные брызги под веками, даря удовольствие на грани боли, едва выносимое… Такое, которое пережить невозможно, и прекратить — нельзя. И хриплый, гортанный вскрик, выпущенный сквозь искусанные губы, и испуганный вопрос мужчины… и её мольба, чтобы ни в коем случае не останавливался…
Вера забыла, что значит стесняться, и как можно просто молча ждать, когда мужчина догадается… Она всхлипывала, требовала, умоляла о ласках, давно переставших быть невесомыми. Дэн впивался пальцами и губами в её плоть, покусывал, сжимал, вбивался в нее и вдавливал в себя. А ей все казалось, что этого недостаточно, участки кожи, которых он не касался, в тот же момент разрывались от жажды его прикосновений, горели и плавились.
Она извивалась всем телом, стараясь прильнуть плотнее, остаться с ним спаянной неразрывно…
— Какая ж ты у меня голодная, Вика… Я тоже соскучился… Тише, маленькая, все успеем… — Он успокаивал, пытаясь немножечко сбавить темп, но сам тут же срывался, и спешил, спешил…
Легкий, неспешный поцелуй в шею, контрастом с их сумасшедшей гонкой, — то, чего не хватало ей, чтобы взорваться… Что-то гортанно выкрикнуть и забиться в его руках, чувствуя, как мужчину накрыл шквал его удовольствия… И затихнуть, убаюканной нежными, сильными руками…
Из блаженной, задумчивой неги она вынырнула, разбуженная тихим поглаживанием по спине, переходящим во что-то
— Денис… — Протянула томно, вытягиваясь вдоль его тела, подставляя шею под его укусы. — А говорил, что это я голодная…
— Я тоже проголодался… А под боком лежит кто-то очень вкусный… Разве я могу удержаться?
— А поспать ты не хочешь, голодающий? Встал ни свет, ни заря, весь день на ногах, и завтра в дорогу…
— А мы, разве, завтра куда-то спешим? Я думал, у нас еще целый день в распоряжении… Просто спать, когда ты рядом, было бы глупо и скучно, Вик. А я ведь совсем не глупый, да? — Эти пояснения перемежались паузами, короткими и не очень, заполненными легкими касаниями губ, скольжением пальцев…
— Денис, мне щекотно, и я хочу спать… — Желание покапризничать — еще одно открытие, которое Вера неожиданно сделала. Раньше она такого себе не позволяла никогда. А сейчас ей очень хотелось прикинуться маленькой обиженной девочкой, надуть губки, и чтобы кто-нибудь непременно утешал…
— А ты спи, моя хорошая, спи… Я же не настаиваю, чтобы ты бодрствовала… — Ласковый шепот оказывал странное воздействие: расслаблял сознание до состояния плавленого воска, а тело от него возбуждалось… — Поворачивайся на животик, обнимай подушку и спи, моя сладкая. Дальше я все сделаю сам. А когда проснешься, мы восстановим всю цепь событий и закрепим навыки, повторением…
Денис давно уже и спокойно жил с уверенностью, что он — взрослый, циничный, прожженный насквозь и сотню раз битый — перебитый реалист. Не верящий ни в какую романтику, "чувства", привязанность и тому подобный бред. По молодости хватанул этих радостей полной ложкой, досыта наелся, до оскомины. И больше пробовать не хотел. А тоска, что порой в душу закрадывалась — так это нормально, все думающие люди иногда тоскуют о чем-то таком, чего и сами не ведают. И Вика ему, поначалу, была интересна, увлекала, вызывала желание победить, завоевать, доказать себе и ей… что-то обязательно доказать… И — ничего более. Дэн так считал и в это верил. И тяга к этой девушке его не беспокоила, не казалась опасной.
А сейчас в нем будто что-то треснуло и начало со звоном рассыпаться. Нечто такое, что больно цепляло за невидимые струнки, что-то неправильное. С ним творилось что-то неладное, опасное, но сил от него отказаться просто не хватало.
Он даже точно мог назвать момент, когда эта трещина пошла, и игра в соблазнение, которую он сознательно и успешно вел, вдруг превратилась во что-то большее. Перестала быть игрой. И к соблазнению это тоже теперь никак не относилось. Та секунда, когда в распахнутых викиных глазах, почти прозрачных тогда, он увидел все её страхи, неуверенность, опаску, ожидание боли, которая непременно придет, когда все закончится, и — решимость. И веру в то, что он, Денис, ни за что её сейчас не подведет, и все сделает правильно. Все, что Вика обычно прятала в дальних закромах, сегодня выплеснулось на него, накрыло с головой, как приливной волной, а потом отхлынуло, оставив — такого же обнаженного перед самим собой, задыхающегося. И многих сил ему стоило не показать девушке, что он так же сомневается в каждом своем шаге, и что дрожь её пальчиков, доверчиво вложенных в его ладонь, так же пугает его самого. Страшно, что подведет, и какой-нибудь нечаянной глупостью докажет, что не зря она боялась. Но приходилось делать вид, что все ему нипочем, и он знает, что делает… Эх, а Вика и не догадывалась, что дыхание у него перехватывало не от срочного желания секса, а от нежности и какой-то трепетной чувственности…