Занимательная геометрия

Николаева Ольга

Она сдалась первой:

— Денис… Поцелуй меня, а? Если уж приехал, и уже целовал… И обещал, между прочим… — Так жалобно. Разве можно устоять?

Он знал, что соскучился по ней. Умом знал, и сердце тосковало, и тело требовало — её, никого другого. Но только сейчас понял, как сильно скучал. До того, что страшно было сжимать ладони — чтобы не раздавить, и сложно не оторвать губы — чтобы не задохнулась, и с такой силой зарывались пальцы в волосы, что её шея безвольно гнулась, не выдерживая. Её дрожь, проснувшаяся при первом же поцелуе, сводила с ума, а он боялся, что сейчас сорвется и сделает больно, и держался, держал

себя до последнего, с какою-то глупой надеждой, что еще сможет, справится, лишнего себе не позволит…

Лишь терся щекой о её кожу, зная, что царапает грубой щетиной, не имея сил прекратить эту ласку. Вика не оставила ему шансов. Сама стянула этот невозможно мешавший свитер, сама расстегнула его рубашку… Прильнула всем телом — к его, такая горячая, невыносимо нежная, и до безумия сладкая. И тогда он еще держал себя в узде, нервно и старательно пытаясь думать о чем-нибудь… о чем угодно, только не о том, что сейчас просто необходимо было сделать. Лишь вдавил её в себя, еще крепче, чтобы не осталось и миллиметра, и застыл, впитывая ощущение близости. Такой неожиданной и невероятной.

— Вика… — Полустон — полувздох… — Вик… Что же ты творишь, маленькая… Не здесь же…

— Здесь, Денис, здесь и сейчас… Когда еще? — Всегда такая сдержанная, редко берущая на себя инициативу, она словно с цепи сорвалась, затягивая в водоворот безумства…

Сама притянула его голову к груди, застыла от первого касания губ, задохнулась, выгнулась…

Потянула с плеч рубашку, в волосы зарылась пальцами, перебирая нервно, местами царапая..

Раньше ему казалось, что салон — просторный, и места в нем — до хрена… А теперь стало тесно, джинсы не поддавались, и развернуться негде, чтобы их снять… И с себя, и с девушки…

Он почти рычал, от этой дурацкой заминки… И Викины руки мешали, хоть она и пробовала помогать…

Наконец, проклятая ткань была сдернута, с обоих, вместе с бельем… Полетела на пол, к куче таких же смятых и сброшенных вещей… Он вжался в неё всем телом и замер, привыкая, вспоминая, впитывая, предвкушая… Сейчас, зная, что она никуда не денется, хотелось не торопиться, а смаковать — каждый миг, каждую секунду, каждый вдох, наполненный ароматом её горячего тела, дрожащего от возбуждения… Вика нетерпеливо вдавливала пальцы в его кожу, ловила губами губы, подгоняла, спешила… А он не спешил… С какой-то медлительностью, на грани истязания, захватил ладонью её затылок, другую пропустил под поясницу, тоже зафиксировал, принялся ртом исследовать кожу… упиваясь вкусом, жаром, дрожью, звуками… тем, как она металась, вышептывая какие-то просьбы, настаивая… Сознание плыло и раскачивалось от возбуждения, в ритме, который неосознанно задавала девушка своими движениями…

Опомнился, лишь когда плечо прикусили острые зубки, с одуряюще — сладкой болью… Ответил тем же — легко, и нежно, на шее, где-то под ушком, одновременно с первым толчком… Зарылся лицом в её волосы, слушая, как задохнулась, как вновь задышала, сбиваясь, коротко и рвано, как вновь шептала что-то, невнятно — умоляющее… Потом кричала, и он, кажется, не всегда молчал…

Так сходят с ума и теряются, оставаясь в другой реальности, не желая вернуться назад… Так он боялся оторваться, отпустить, перестать дышать в одном ритме с нею… Наверстывал упущенное и впрок набирался — её жадности, сладости, горьковатой нежности… И она не отпускала, не давала сделать ни лишнего вдоха,

ни выдоха — только с нею, только в неё… И плевать уже было, кто сейчас главный, а кто поддающийся, кто ведет эту партию, а кто — ведомый… Сладкая девочка разучилась стесняться, и требовала, и отдавала, и брала… все, чем мог сейчас с ней поделиться…

Изнуренные, иссушенные до дна, на время застыли, все так же крепко сжимая друг друга, даже в беспамятстве не желая расстаться…

— Вик… ты вся мокрая… что-то накинуть нужно… — Первое, что пришло в голову и что смог сказать. Хриплым, не свои голосом. — Простынешь…

Она лишь кивнула головой, прижатой к его плечу, почти неощутимо… Прижалась крепче, затихла, лишь пальчики что-то невесомо выписывали на его спине…

Накинул на неё свою куртку, укрывшую почти целиком, подтянул босые ступни повыше… Он мог бы сидеть здесь, вот так, с притихшей Викой на коленях, очень долго. Вообще, никогда не вставал бы…

— Малыш, я так хочу, чтобы все это происходило в моей постели. И чтобы ты в ней спала, каждую ночь… И просыпалась рядом…

Она лишь вздохнула глубже, не отвечая ни словом… И руки крепче сжались на его поясе… Он и не ждал ответа. Что она могла сказать? Только тем, что была с ним, здесь и сейчас, Вика очень многое доказала…

— Денис… — Тихий, хрипловатый голос… Такой родной, до спазмов в горле… — Не нужно. Не трави душу. Все хорошо будет.

Он внезапно разозлился. На себя, на эту ситуацию, на всю свою грёбаную, какую-то покалеченную жизнь… Хотел бы и на Вику, за эту её покорность судьбе… Но не мог, на неё никак не мог злиться…

— Да как ты не понимаешь, что это неправильно все? В моей квартире, моей, честно заработанной, сейчас сидит наглая и борзая баба, которая, по несчастью, оказалась матерью моего племянника. И на что-то надеется, требует, предъявляет… А мы с тобой, как несовершеннолетние, должны прятаться на заднем сиденье машины! Б…, мне просто стыдно, Вик! Со мной такого даже в юности не было! А теперь… перед тобой стыдно, понимаешь?

— Денис, не придумывай. За что? Передо мной-то — чем ты сейчас виноват? Ты же все объяснил, я это приняла. Какие проблемы?

Она подняла голову, чтобы все это высказать, глядя на него блестящими глазами, сейчас — практически черными, непрозрачными…Дэн залюбовался, против воли…

— Думаешь, я не знаю, что ты видела этот балаган, каждый вечер?

Тяжелый вздох — ответом. Потом тихое:

— Не хочу вспоминать. Слишком…

— Я знаю. Я над тобой измываюсь все это время, а ты молчишь и прощаешь…

— Придет время, и я обязательно тебе отомщу. Обещаю. Когда ты будешь мой, целиком, я над тобой всласть поизмываюсь. А пока набираюсь впечатлений. — Он напрягся, на первой фразе, а потом понял, по движению губ на его коже, по интонации, — она улыбалась. Шутила, женщина — загадка… — Так тебе легче будет?

— Могла бы поинтересоваться, для приличия… Я уж подумал, что тебе без разницы…

— Знаешь, Денис, в чем сложность? — Теперь уже Вика выпрямила спину, почти откинулась назад, но его сжатые руки не позволили, прижали обратно. — Ты сейчас можешь рассказывать мне все, что угодно. А я могу верить или не верить. Фактов нет, лишь твои слова. Так зачем мне узнавать лишние подробности? Чтобы все больше и больше сомневаться? Перемалывать их постоянно, сопоставлять, искать нестыковки? Я и так по ночам не сплю…