Западня для ведьмы
Шрифт:
– Спасибо, я обычно так и делаю, – невозмутимо согласился Тейзург. – Зинта, можно быть примером для всех доброжителей, истинным ангелом небесным, заблудившимся среди людей, Стражем Мира в резерве, хорошим сыном, мужем и отцом, сокровищем для своего начальства, обладателем целого чемодана заслуженных боевых наград и благодарностей – и в то же время отъявленным мерзавцем по отношению к тому, кому выпало несчастье тебя полюбить. Едва заходит речь обо мне, его хваленая совесть радостно срывается с места и удирает далеко-далеко, чтобы блаженно нежиться под ласковым солнцем на
– Ага, на пляже если разнежишься, тут как тут вылезет из воды морская нечисть, подберется к тебе – иной раз утащит да утопит.
– Так то не в Сонхи, а в моем нынешнем мире.
– Ладно, в этом деле ты хорошо все устроил, да еще магов этих спровадил, которые тогда за ними явились. – Зинта как будто ступила на шаткие мостки, которые ходуном ходят под ногами, того и гляди какая-нибудь вихлявая доска треснет и проломится. – Они ведь сила, их никому не обыграть, особенно если они защищают свою кормушку, а ты их выгнал вон!
Вот она и произнесла ключевые слова: «их никому не обыграть». Никому – то есть и тебе, Эдмар, тоже. И что теперь?
– Не забывай, что Ложа связана магическим зароком не вредить мне, – он, похоже, вовсе не заметил, что его провоцируют. – К тому же сделка на один золотой – серьезный ритуал, и даже забери они Тимодию, я бы смог сделать так, чтобы ее сила Накопителю впрок не пошла.
– Отца ее жалко. Он ведь ничего не знает… Я на днях видела его на улице, хотела подойти да сказать, что с Тимодией все хорошо, у добрых людей живет, но я как раз к больному на зов спешила, надо было бегом.
– Не вздумай подкатываться к нему с разговорами. Это одна из верных амеб Светлейшей Ложи, и даже если он питает к дочери какие-то отцовские чувства, это не гарантия того, что ты не угодишь в неприятности. Уж если речь зашла об играх, – Эдмар подмигнул с насмешливо-многозначительным выражением на лице, – то это, Зинта, не твое игровое поле, и лучше держись от него подальше.
– А ты не забывай, что я служительница Тавше Милосердной, меня тронуть не посмеют.
– Мне бы твою уверенность… Скажем так, пока ты вне игры – не посмеют. Прими это к сведению.
Зинта кивнула, про себя думая: «Главное, чтобы ты все, что нужно, к сведению принял!»
Он глядел на нее с какой-то чересчур понимающей усмешкой. Может, догадался, что она задумала, и про себя забавляется? От этой мысли Зинте стало неловко, будто ее застукали на попытке чего-то неблаговидного, да еще высмеяли.
– Пойду я домой, а то уж поздно, – она со вздохом поднялась. – У тебя все складно выходит, но после Гвисойма я тут жить не останусь.
– Хорошо, только не пойдешь, а поедешь. Сейчас распоряжусь коляску закладывать.
– Да что ты, не надо, зачем твоего кучера лишний раз беспокоить…
Эдмар с тихим стоном закатил глаза к потолку.
– Я ему знаешь сколько плачу?! Это не беспокойство, а его работа, которую он выполняет от случая к случаю за недурственное жалованье. Если ты уйдешь отсюда пешком с котомкой за плечами, словно выброшенная на улицу приживалка, твои ухажеры завтра же сбегутся, как
– Еще четверо таких же приставучих, – созналась она сконфуженно. – А над Троглехтом тебе нехорошо насмехаться, сам же сделал так, что у него ум за разум зашел, с этим, прости Тавше, моллюском… Когда-то в Молоне читала книжки про любовь, и мечталось – вот бы у меня тоже были поклонники, а как они и вправду завелись, век бы мне их не надо…
– Да какие у тебя поклонники! – снисходительно фыркнул собеседник. – Это у меня – поклонники, а у тебя, Зинта, ухажеры самого последнего разбора, хоть они и маги Светлейшей Ложи.
– А чем, по-твоему, те от других отличаются?! – поинтересовалась уязвленная Зинта.
– В поведении поклонников непременно присутствует некоторая доля преклонения. Они держатся на дистанции, которую, заметь, устанавливаю я, а вовсе не они, и не рискуют позволить себе лишнее. Попробуй кто-то из них повести себя так, как Троглехт с тобой, – я за это как минимум убью. Скажем так, в переносном смысле убью, и они об этом знают. А твои ухажеры – это форменное безобразие, у меня слов нет… Надо же до такой степени распустить тех, кто тебя хочет!
– Да мне б от них вовсе избавиться, – пригорюнилась лекарка.
– О, правда? Это может оказаться забавным… Что же ты раньше не сказала? Избавим, ваше дело намекнуть.
– Да что ты, не вздумай людей обижать! – испугалась Зинта. – Может быть, они еще сами поймут, что нельзя так себя вести.
Ей стало беспокойно и жутковато: не хватало еще, чтобы Эдмар из-за нее кого-то «как минимум убил в переносном смысле».
– Непременно поймут, особенно если я им в этом помогу.
– Нет уж, пусть сами понимают, без твоей помощи! Да не так уж они мне и досаждают… А насчет коляски ты все-таки прав, пусть лучше все думают, что мы не поссорились.
– А мы разве поссорились?
– Нет, – пошла на попятную Зинта, хотя перед тем решила, что она с ним теперь целый месяц знаться не будет.
Издали Ниларьягдун напоминал кучу мусора, оставленную какими-то канальями на берегу иззелена-бурой речки. Зато со своей легендой: жила некогда девица, которую звали Ниларья, однажды пошла она погулять, и за ней увязались амуши. Она от них бегом, а на пути река. «Спаси меня, Сумляр великий!» – взмолилась Ниларья. Польстила она безмерно этому мутному ручью, но Сумляр все равно заартачился: «Отдай мне, красавица, свое ожерелье, тогда помогу тебе!» Делать нечего: сорвав с шеи ожерелье из олосохарского жемчуга, Ниларья бросила его в воду, и оно тут же обернулось белокаменным мостом, по которому дева перебежала на ту сторону, а преследователи остались ни с чем. Известно ведь, что амуши заказано перейти по мосту через текучую воду, разве что кто-нибудь перенесет его на закорках. Вброд или на лодке – это запросто, а мосты для этих злыдней с травяными шевелюрами по Условию запретная территория.