Западня для ведьмы
Шрифт:
Орвехт перевел взгляд на скопление слоистых желтовато-серых «горшков», испещренных продольными бороздками: в высоту оно превосходило человеческий рост, хотя слепили его существа величиной с виноградину.
Гнезда хлибрифов – насекомых с мохнатыми тельцами цвета свернувшейся крови и тонкими коленчатыми ножками. Они не ядовиты, их укусы похожи на слабые щипки. Выползают наружу в сумерках, а от палящего солнца прячутся в своих постройках.
– Джахур! – ворчливо окликнул господин Бровальд. – Не бездельничай, каналья, налови мне хлибрифов для рыбалки. По карте впереди речка, ухой себя побалуем… Этих каналий можно достать, ежели по их домику чем-нибудь долбануть посильнее.
Приют
Чистенько, за этим следит прислуга – Закон о Детском Счастье запрещает принуждать детей к труду, даже если речь идет о содержании в порядке собственных вещей, не говоря о таких орудиях угнетения, как тряпка и швабра.
Мебель словно в приличной гостинице средней руки, а все же отдает неволей – это даже не запах, что-то вовсе неуловимое, но в то же время для всех здешних пленников понятное.
Кормят хорошо, без десерта не оставляют.
Повсюду игрушки, попадаются среди них и видавшие виды, и совсем новые: куклы, кубики, мячики, оловянные солдатики, деревянные лошадки, настольные игры. То, что Талинса Булонг неразлучно таскает с собой маленькую матерчатую куколку, возражений не вызывало: девочке для Счастья полагается любимая кукла. Никто, правда, не догадывался, что набита она олосохарским песком, поддерживающим ведьмовскую силу Хеледики из деревни песчаных ведьм.
Надзирательницы и воспитательницы как на подбор рослые, ухватистые, властные. Обитателям приюта они внушали трепет – всем или почти всем, но только не юной ведьме, привыкшей оценивать противника вовсе не по физическим статям. Она запросто могла бы расправиться с любой из этих грозных теток. Среди них ни магичек, ни ведьм, ни амулетчиц. Вот в наружной охране было двое-трое амулетчиков, но те стерегли конфискованных детей, не попадаясь им на глаза.
Шесть дней подряд – школьные занятия, два выходных. Учиться Хеледике всегда нравилось, однако она отметила одну любопытную разницу. Если в алендийской школе на уроках изящной словесности рассматривались красоты слога, мастерство выстраивания сюжета, характерные черты персонажей, то в этом учебном заведении все, что можно было найти в книгах, служило иллюстрацией к постулату: умей приспособиться к обществу и будь доволен тем, что оно тебе предлагает. Будь законопослушен. Будь уступчив, терпим и миролюбив. Не отвечай ударом на удар, не пытайся защищаться самостоятельно, это нехорошо. Если тебе нанесли ущерб – обратись в суд. Не позволяй себе странностей, которые могут раздражать окружающих, это нехорошо. Не питай чрезмерных привязанностей к так называемым «близким людям», это тоже нехорошо и мешает твоему Счастью. Овдаба – самая счастливая и просвещенная страна, будь благоразумен, и ты тоже получишь свою долю Счастья. Из книг извлекались примеры того, как пагубны своенравие, вольномыслие, неуступчивость, неспособность быть счастливым в гармонии со всем обществом.
Что ж, один урок Змейка усвоила быстро: на занятиях она без запинки молола то, что от нее хотели услышать, не давая им повода насторожиться. Эдмар похвалил бы… Хм, у нее ведь есть один родственник – в отличие от Нинодии Булонг, настоящий! – который, если позвать его на помощь, смог бы в два счета забрать ее отсюда. Но неизвестно, захочет ли он спасти Нинодию, он ведь не из тех, из кого можно веревки вить. К тому же явление Тейзурга всю легенду порушит, а Хеледика, раз уж взялась шпионить для Ложи, хотела быть безупречной шпионкой.
Порой у нее вспыхивала, как боль от удара,
Около трети детей, которых тут держали, забрали из семей, где их мучили и жестоко избивали. Здесь им было всяко лучше, чем дома: хотя бы не колотят смертным боем и досыта кормят. И нельзя не признать, что в Ларвезе или в странах Суринани власти не стали бы вмешиваться по такому поводу в чьи-то семейные дела.
Зато остальные две трети тосковали и мечтали вернуться к близким. Обычная для Овдабы западня: их конфисковали у родителей, которых в судебном порядке признали недостаточно зажиточными для обеспечения ребенку полноценного Счастья, как это случилось с Дирвеном. Или они стали жертвами взрослых интриг. Или просто подвернулись Надзору за Детским Счастьем в недобрый час недобора по количеству рассмотренных дел о внутрисемейном жестокосердии – в Овдабе от такой беды не зарекайся.
Их участь Хеледику ужасала. Она-то отсюда уйдет. Вот только поймает того, кто выведет ее наружу, несмотря на все замки-засовы-амулеты, – и уйдет, и вообще у нее совсем другая дорожка. А они останутся и смогут разве что тихонько плакать по ночам. Их постепенно заставят смириться и приспособиться, а кто упрется насмерть – тех ждет другой приют, исправительный, где насильно поят «зельем послушания». Нет уж, провались оно к демонам в Хиалу, это овдейское Счастье!
Змейку познакомили с обеспеченными бездетными супругами, которые изъявили желание ее удочерить. Благообразная пара зрелых лет. Он – строго-доброжелательный, сдержанно улыбающийся, окружен ореолом состоятельности и слегка преувеличенной, напоказ, надежности. Она затянута в консервативно-элегантное платье для визитов, настоящая дама, очень воспитанная, с восторженным блеском в глазах. На бледно-розовых губах мотыльком порхает умильная улыбка. Оба словно не понимали, что собираются присвоить то, что для них не предназначено – все равно что покупатели краденого.
После этих смотрин у Хеледики осталось ощущение, будто ее сводили в какое-то картонное царство, где люди напоминают улыбающихся кукол из папье-маше, а что на самом деле спрятано за этими раскрашенными декорациями – заранее не угадаешь.
Перед сном она молилась богам. Не о побеге – эту проблему она как-нибудь решит самостоятельно, а о том, чтобы в следующий раз ей выпало родиться не в Овдабе. Где угодно, только не в Овдабе.
Стать жертвой приворота – ничего хорошего, но если тебя приворожили к наипервейшей в Сонхи сволочи – это и вовсе гадство. Влип так влип! И ведь как представишь себе эту сволочную рожу, сразу кровь приливает куда не надо… С отчаяния Дирвен начал грязно ругаться вслух. Ему уже два раза делали замечания случившиеся рядом маги высокого ранга: мол, резиденция Светлейшей Ложи – не то место, где можно ни с того ни с сего сквернословить посреди коридора. Ага, знали бы, с чего он сквернословит! Но об этом он никому не расскажет.
Кроме позорного и недвусмысленного желания, о котором никто не догадывался, хотя бы за это хвала богам, Дирвену отравлял жизнь назойливый контроль надзирателей за его питанием. Чуть-чуть на тарелке оставишь, и эти окаянные жлобы тебя с ложки начинают кормить, не стесняясь ухмылок окружающих. У них, мол, инструкция. Порции в трапезной не маленькие, а ему с недавних пор еще и с верхом накладывают: «чтобы объедки где попало не подбирал».
– Я же не лекарь под дланью Тавше – жрать за троих! – возопил в конце концов Дирвен на всю трапезную.