Западня, или Исповедь девственницы
Шрифт:
— Вот видите, — назидательно сказала Анне, — вы даже подняться не можете!
— Но мне необходимо! — чуть не заплакала Наташа. — Мне нужно выполнить обещания. И подать прошение об отставке. Я не могу и не буду послом. Даже если совершенно выздоровею.
— Да, прошение надо подать, — вдруг как-то очень твердо произнесла Анне — такое складывалось впечатление, что этот вопрос она с кем-то обсуждала и обсуждался он очень серьезно. Видимо, кто-то, кто обсуждал, видел в этом спасение Наташи…
Наташа сказала:
— Анне, вы многого не знаете…
И
— Садитесь удобнее, приготовьтесь слушать. Я хочу, чтобы вы знали все…
Когда Наташа завершила свой рассказ, Анне рыдала. Она не могла и представить себе, сколько может вынести один человек, женщина! Пусть совершавшая ошибки, пусть запутавшаяся, но никто, кроме Бога, не имеет права ее судить и казнить! У нее такие беды и ошибки, у других — другие, но не менее весомые, и они живут — не тужат! Боже, и эта ее любовь к… сыну?! «Ну и что, — сказала себе Анне строго, — он для нее был чужим человеком, мужчиной, когда она познакомилась с ним…»
А Наташа вдруг странно освободилась, рассказав всю свою историю человеку хоть и симпатичному, но чужому и чуждому всему тому, что ее, Наташу, окружало там, на родине, в России. И Анне явно не осудила ее, она пожалела Наташу, — это было видно, даже по ее рыданиям сейчас. Но Анне справилась с ними и сказала:
— Дорогая моя, сколько же вы перестрадали!.. Но попытайтесь хотя бы не вспоминать это слишком часто.
Она замолчала, а Наташа, безмерно устав от своей исповеди, вдруг провалилась в сон, и когда Анне увидела, как моментально и крепко уснула Наташа, вышла на цыпочках из комнаты и отправилась вниз, в зал, где Сол накрывал чай для них с Рихардом.
— Ты думаешь, он на самом деле любит мадам Натали?
— Думаю, это серьезно, моя маленькая Анне. Он мне признался, что собирается сделать Натали предложение… Не сейчас, конечно, позже… Я давно знаю Германа, знаю, как он был одинок, когда его жена, прихватив двухлетнего сына, сбежала в Америку. К этому третьесортному актеришке! И как через три года умоляла простить ее. Герман был тверд. Сказал, что готов принять только сына. Теперь Йохан приезжает к нему.
Но как мы сможем изменить что-то?.. Натали ведь привыкла решать все сама, — сказал Рихард довольно беспомощно.
— Что тут сделаешь — надо положиться на ее разум и волю Божью… Сделать больше, чем мы сделали, — невозможно. Теперь слово за ней, Натали, и за судьбой, — заключила Аннелоре.
Наташа почти все время спала. Никто не мешал ей, даже Анне стала реже сидеть у ее постели. «Что ж, у всех свои дела», — подумала Наташа все же с некоторым огорчением. Ей казалось, что хоть она и жива, но уже умерла для всех. И надо так и сделать, чтобы никого не обременять своим неприятным, колючим, неудобным присутствием. Тем более что ее, живую, ждут еще и еще испытания, и кто знает, какие! Этого она уже не вынесет.
В дверь тихо стукнули, и Наташа, вздрогнув отчего-то, сказала: «Войдите…» Она вдруг подумала, что это
Но вошел Герман, и, только взглянув на него, Наташа почувствовала, как сердце сначала сильно-сильно забилось, а потом и вовсе покатилось куда-то. «Боже мой, — подумала она. — Мне кажется, я его знаю всю жизнь…»
Наташа почему-то заробела, подумав, что он зашел к ней на минутку справиться о здоровье. Что ж, он же врач…
Она постаралась все-таки присесть в постели. Это у нее получилось, и она почувствовала себя увереннее. Герман присел в кресло у кровати и взял Наташину руку в свою… Она забормотала (господи, что с ней происходит?):
— Герман, я так рада вас видеть. Мне очень хотелось поблагодарить вас…
Тут он мягко приподнял руку, давая этим знак, что он не хочет выслушивать ее дежурные благодарности… Но она же искренне!
— Не стоит меня благодарить, Натали. Это так просто и понятно, что я сделал! Не надо. Я пришел к вам с другим. Я пришел к вам с просьбой…
Да, именно так…
«О чем он может просить ее? Что она может для него сделать?..»
ЭПИЛОГ
Когда Светлана услышала междугородный звонок, она мгновенно схватила трубку. Наташка! Она как чувствовала!
— Ну что, девочка моя… — начала Светлана ласково, жалея Наташку до невозможности. Но та веселым голосом сразу же сообщила ей, что выходит замуж. Он врач, который спас ее, замечательный человек Герман Ландберг…
У Светланы язык отнялся — ну и дочь у нее! Чего только не происходит в ее жизни!
Наконец она обрела дар речи и сказала:
— Ну тогда поздравляю тебя, родная, будь счастлива…
— Как Сандрик? Как у него с Лизой?
— Недели через две Сандрика отправляем в санаторий, на реабилитацию. Это месяца два.
Лиза скандалит и ставит условие родителям — она поедет с ним или сбежит. Алиса молчит. Видимо, не может определиться — нравится ей это или нет. Но ее понять можно…
Наташа чутко прислушалась к себе — нет, ничего не дрогнуло! Только чувство радости и всеобщего счастья!
— …Я даже не предполагала, что Лизка такая самоотверженная девочка. Она ведь сбежала к Сандрику в больницу, и никто не мог ее вытащить оттуда. Была фактически сиделкой при нем. И он, я думаю, оценил это! Ты знаешь, мне кажется, они будут вместе, — продолжала Светлана.
— Дай Бог им счастья! Я тоже рада за них. Мама, ты приедешь на венчание?
— Поняла, поняла, доченька, — веселым голосом ответила Светлана. — Ты позвонишь, когда мне выезжать? Нужно ведь приглашение оформить…
Они распрощались, как никогда, ласково и искренне.
Надо позвонить Алисе. Пусть знают. Только Светлана собралась позвонить, как Алиса прозвонилась сама. Она начала издалека: как Светлана, как Наташа, как что и как кто, а закончила, вернее, спросила главное для себя в конце: не посылала ли Наташа факс в министерство на Алека, и если да, то когда?