Западня на сцене
Шрифт:
— Моя жена?.. Ее нет дома… И вернется она не скоро…
Маркус сочувствовал ему, но доверять не торопился.
— Выходит, мне в какой-то мере повезло, — сказал он. — Мы сможем спокойно и подробно все обсудить. Я как раз направлялся к вам.
— Ко мне?! — поразился тот.
— Да, но по дороге заблудился.
— Случилось что-нибудь?
— С чего вы взяли?
Вестхаузен не ответил, спрятал окоченевшие руки поглубже в карманы пальто и пожал плечами.
— Так с чего вы взяли, будто что-то случилось? — резким тоном повторил
— Потому что в противном случае вы сидели бы сейчас под новогодней елкой… — Вестхаузен умолк и опустил глаза.
— Это не ответ на мой вопрос. Вам что-то известно?
— Ничего мне не известно, кроме того, что от меня сбежала жена, — голос экс-тенора дрогнул. — К своему любовнику.
Маркус готов был поклясться, что ассистент режиссера ломает комедию. Ясное дело, он в отчаянии, неверность жены терзает его. Но не только эти чувства скрыты под маской брошенного супруга.
Ледяной ветер прогрызался сквозь куртку и свитер. Вестхаузен молчал, неловко загребая ногами влажный снег. Глаза его все время бегали, то и дело встречаясь с испытующим взглядом капитана.
Давить на этого человека бессмысленно: он настороже, хотя и не слишком уверен в себе.
— Давайте продолжим беседу у вас дома, там наверняка уютнее. Пойдемте-ка в машину.
Вестхаузен возражать не стал, сел рядом с ним и указал, как проехать по малозаметной дорожке мимо стоянки и гаражей в узкий переулок, плавно поднимающийся к площади.
В коридоре квартиры Вестхаузена висело большое зеркало. Снимая пальто, Маркус искоса наблюдал за хозяином дома. Лицо его на морозе раскраснелось и вздулось. Мясистые щеки провисли и слегка подрагивали.
Окно жилой комнаты — во всю стену. У современного овального столика стояло старинное кресло-качалка, в которое так и хотелось сесть. В камине у противоположной стены миролюбиво потрескивали березовые поленья. Над камином висели две большие фотографии Вестхаузена в багетных рамках. На поблекших снимках он был запечатлен в ролях клоуна и блистательного кавалера в расшитом фраке. Под рождественской елкой в углу, на письменном столе сложены подарки, в том числе и не распакованные еще коробки и пакеты. И вообще, здесь имелось все, что положено: пианино, телевизор, радиоприемник и стереосистема.
— Что вам предложить? Сигареты, сигары? Рюмку коньяка?
Маркус покачал головой.
— Садитесь, прошу вас.
Вестхаузен предложил Маркусу стул, а сам поднял с пола стоявшую у кресла бутылку коньяка и откупорил ее:
— Мне-то можно?
Он налил рюмку почти до краев, выпил и только после этого сел.
— Так что вас привело ко мне?
Маркус, который некоторое время молча любовался тлеющими поленьями в камине, повернулся, чтобы ему было удобнее смотреть на Вестхаузена:
— Когда вы сегодня вечером вышли из дома?
— Минут двадцать назад. Но почему вы спрашиваете?
— А когда ушла ваша супруга?
— Не знаю. Я был в церкви. А когда вернулся, ее не застал.
Сколько
— Оставила ваша супруга какую-нибудь записку?
— Нет… Но я и без того знаю…
Вестхаузен сжал зубы, на несколько секунд замер, потом снова налил полную рюмку. Он подчеркнуто отвернулся от Маркуса, опрокидывая рюмку в себя, — и поперхнулся. Его красное лицо полиловело, когда он попытался прервать удушливый кашель, прикрыв рот ладонью. Даже страшно за него стало.
— В одном я уверен: вы ко мне пришли не для того, чтобы порассуждать о превратностях супружеской жизни.
— До того ли мне, — холодно согласился с ним Маркус. — Меня куда больше интересует, где вы находились с шестнадцати до восемнадцати часов?
Ассистент режиссера зажмурил глаза.
— Выходит, все-таки что-то стряслось, — голос его прозвучал хрипло.
— Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
— В четыре с минутами я вышел из дома. Никуда не торопился и примерно через десять минут оказался в церкви. Когда вернулся домой, точно сказать не могу — примерно без четверти шесть… Жена к этому времени уже ушла, ну, и… — Он поднял и опустил руки. — Вот и все.
— Встретили вы в церкви кого-нибудь из знакомых или коллег, которые могли бы подтвердить ваше присутствие там?
— Я никого не заметил, да я и не смотрел по сторонам. Вы можете себе представить, что мысли мои были заняты другим. А что, мне необходимо алиби?
— Было бы неплохо…
Ассистент режиссера ни о чем больше не спросил, только головой покачал.
— Расскажите, куда вы направились вчера после обсуждения репетиции, — переменил тему Маркус. — Вы ведь не сразу пошли домой.
— Нет, я поехал еще в центр… купить кое-что… ну, подарки всякие, елочку… напитки… Но обо всем этом я уже рассказывал вашим сотрудникам.
— Знаю! Вы даже составили список магазинов, в которых делали покупки. — Маркус достал из кармана листок бумаги. — Мы все проверили. К сожалению, никто из продавцов не вспомнил, что вы там побывали.
Вестхаузен, нервно пощипывая галстук, улыбнулся:
— Ничего удивительного: предпраздничная суета. Люди словно с ума посходили.
— Но ведь вы здесь живете много лет. Городок небольшой — вас все знают. И мы в этом убедились.
— А я тут при чем? Разве я виноват, что они не помнят о моем приходе?
Маркус наклонился вперед и проговорил подчеркнуто медленно, со значением:
— Господин Вестхаузен, у нас есть основания считать, что вам известно о преступлении гораздо больше, чем вы пока нам сообщили.
— Даже если бы я действительно знал что-либо, зачем бы я стал об этом умалчивать?
— Именно этот вопрос нас и интересует.
— И каков же ответ?
— Возможны два ответа. Либо вы сами замешаны в преступлении, либо кого-то покрываете.