Западня
Шрифт:
С величайшей грацией граф поклонился дамам и, не устрашившись ледяного взгляда голубых глаз О'Моя — чье расположение к человеку находилось в обратной зависимости от расположения, проявляемого этим человеком к его жене, — рискнул поцеловать чудную ручку хозяйки и вручить ей огромный букет ранних роз.
— Жалкие розы Португалии для их английской сестры, — тихо произнес он бархатным голосом.
— А вы поэт! — резко заметил О'Мой.
— Обнаружив здесь Кастальский ключ [Кастальский ключ — священный источник в окрестностях горы Парнас в Греции. Древние эллины посвятили
— Полагаю, что могли, принимая во внимание наличие на столе неплохого портвейна. Надеюсь, вы не откажетесь, Самовал? — предложил О'Мой, взявшись за графин.
— Тогда совсем чуть-чуть. Я не привык пить с утра, но на этот раз пью за здоровье леди и ваше, мисс Армитидж! — Он эффектным жестом поднял бокал и, поднеся к губам, маленькими глотками выпил его, после чего занял кресло, пододвинутое О'Моем.
— Я слышал, есть хорошие новости, генерал. Удаление из правительства Антониу ди Созы уже приносит свои плоды. В долине Мондегу наконец приступили к методичному разрушению мельниц.
— Вы очень хорошо информированы, — хмуро проговорил О'Мой, который сам только что получил эти известия. — Так же хорошо, как и я. — За его словами почти угадывалось подозрение. Он был раздосадован тем фактом, что сведения, которые следовало скрывать как можно дольше, становились известными так скоро.
— Конечно, и с полным на то основанием, — с печальной улыбкой ответил Самовал. — Разве меня это не касается? Разве речь не идет о части и моих земель?
Он вздохнул.
— Но я принимаю неизбежности войны. По крайней мере, обо мне не скажут, как сказали о тех, кого в совете представлял Соза, что я ставлю личные интересы выше долга перед страной — так, по-моему, это звучало. Личность должна пострадать, чтобы нация победила — римский афоризм, дорогой генерал.
— И британский, — добавил О'Мой, для которого Британия была вторым Римом.
— О, согласен, — воскликнул любезный Самовал. — Вы доказали это, проявив твердость в связи с тем неприятным делом в Таворе.
— Что это за дело? — спросила мисс Армитидж.
— А вы разве не слышали? — удивленно воскликнул Самовал.
— Конечно, нет, — оборвал его О'Мой, которого прошиб холодный пот. — Едва ли стоит посвящать дам в подобные дела, граф.
— Вероятно, вы правы, да, вы правы, — согласился Самовал, как бы принимая упрек и умолкая. Но, едва лишь О'Мой перевел дух, он продолжил: — И я уверен, дорогой генерал, что — это, кстати, и в ваших интересах, — что не будет колебаний и тогда, когда этого лейтенанта Батлера схватят.
— Кого?! — Леди О'Мой изменилась в лице.
Сэр Теренс сделал отчаянную попытку замять разговор.
— Это не имеет никакого отношения к Дику, дорогая. Малый, по имени Филипп Батлер, который...
Но очень хорошо информированный Самовал поправил его:
— Не Филипп, генерал, — а Ричард Батлер. Я узнал имя вчера от Форжеша.
В наступившей вслед за его словами пугающей тишине ничего
— Ричард Батлер! — повторила она. — Что Ричард Батлер? Скажите мне! Говорите немедленно!
Самовал заколебался и посмотрел на О'Моя, но встретил его хмурый взгляд. Леди О'Мой обратилась к мужу:
— В чем дело, Теренс? Ты знаешь что-то о Дике и скрываешь это от меня? Дик в беде?
— Да, — мрачно подтвердил О'Мой. — В большой беде.
— Что он натворил? Ты говорил о каком-то деле в Эворе или Таворе, в которое не стоит посвящать дам. Я хочу знать, что это за история.
Любовь к брату и тревога за него придали леди О'Мой решительность, которую она так редко проявляла.
Видя обоих мужчин в оцепенении — Самовала от все возрастающего изумления, а О'Моя от полной подавленности, — она предположила после всего, что было сказано, что их молчание объясняется соображениями благопристойности.
— Оставь нас, Сильвия, пожалуйста, — попросила леди О'Мой. — Прости меня, милая. Но ты видишь, они не могут себе позволить говорить об этом в твоем присутствии.
В ожидании ухода своей скромной и благоразумной кузины, маленькая и несчастная, она стала обрывать нервными пальцами лепестки одной из принесенных Самовалом роз.
Едва мисс Армитидж скрылась за дверью крыла дома, где находились занимаемые генерал-адъютантом жилые комнаты, леди О' Мой без сил откинулась на спинку кресла.
— Теперь, — попросила она, — пожалуйста, расскажите все.
О'Мой вздохнул, сожалея по поводу разоблачения с таким трудом замаскированного обмана, и хриплым голосом поведал правду.
Глава IV
ГРАФ САМОВАЛ
Мнение мисс Армитидж совпадало с мнением леди О'Мой. Но она сочла для себя невозможным строить предположения относительно того, что мог натворить Дик Батлер, и переживала за Юну. Но не за Дика.
По арочной галерее, идущей вдоль южной стороны дома и соединяющей жилые и служебные комнаты, мисс Армитидж направилась в рабочий кабинет сэра Теренса, надеясь застать там капитана Тремейна, который должен был быть сейчас один.
— Я могу войти? — спросила она с порога.
Капитан быстро встал.
— Конечно, мисс Армитидж. — Зная его обычную невозмутимость, можно было сказать, что молодой человек выглядел теперь, пожалуй, несколько взволнованным.
— Вы ищете сэра О'Моя? Полчаса назад он ушел завтракать, и я как раз тоже собираюсь сделать это.
— Что ж, не смею вас задерживать.
— Что вы, напротив. Я хотел сказать... вовсе нет. Но... чем я могу быть вам полезен?
Прикрыв дверь, с присущей ей грацией она прошла в глубь комнаты.
— Я хочу, чтобы вы мне кое-что рассказали, капитан Тремейн, и мне необходимо, чтобы вы были откровенны со мной.
— Полагаю, иначе и быть не может.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас смотрели на меня как на своего друга мужчину.
Тремейн вздохнул. Он уже оправился от неожиданности ее появления и был опять невозмутим.